Алексей Леонтьев - Становление психологии деятельности

Единственная гипотеза, которая, с нашей точки зрения, может быть здесь построена, заключается в том, что первоначальные попытки нашего испытуемого достать портрет через отверстия клетки привели у него, говоря в терминах рефлексологии, к образованию условного тормоза, который затем быстро угас и позволил осуществиться соответствующему движению [58] Ряд клинических наблюдений над испытуемым в аналогичных ситуациях, собранных впоследствии сотрудником Медико-педагогической станции Н.Н. Виноградовым, в общем подтверждает высказанное нами здесь предположение. . Иначе говоря, мы имеем здесь весьма отчетливый случай чрезвычайно быстрого образования отрицательной двигательной привычки, почти аналогичный тому случаю, который мы наблюдаем, например, в известных опытах со щукой, когда с помощью погруженной в воду стеклянной пластинки ее изолируют от маленькой рыбки, могущей служить ей пищей. После ряда попыток схватить через стекло свою добычу щука, как показывает наблюдение, отказывается от дальнейших проб даже и после того, как стекло убирают, и она может передвигаться совершенно свободно по всему аквариуму. Главное различие, которое существует между обоими этими случаями, заключается, во-первых, в том, что у нашего испытуемого мы все же наблюдаем также и другие более высокие формы памяти, хотя и в чрезвычайно несовершенной форме, и что, во-вторых, наш испытуемый владеет речью, сопровождая ею все свое поведение в опыте. У нашего испытуемого не только образуются привычки – «двигательно», но также и «словесно». Именно это выражение – образование двигательной и словесной выучки, привычки – целиком подходит к нашему испытуемому. Его речь, как мы видим, выполняет весьма ограниченную функцию в поведении: она не способна планировать его действия, в большинстве случаев она, возникая ассоциативно, лишь отображает, репродуцирует слышанное, словом, действительно функционирует преимущественно только как система речево-двигательных навыков. Далее на основании предшествующих наблюдений мы можем констатировать, что образование «речевых навыков» происходит у нашего испытуемого чрезвычайно быстро, т. е. что его механическая память на слова не оставляет желать ничего лучшего. Таким образом, процесс запоминания, или «выучки», у нашего испытуемого мы можем представить в таких именно терминах, в каких представляет этот процесс Watson у нормального 8,5-летнего ребенка. Однако в действительности различие в процессах памяти у того и другого огромно. Наш испытуемый запоминает одинаково хорошо и «двигательно», и «словесно», но его память все же действует как некоторая слепая сила, в том и в другом случае она действует вполне механически . Мы сравнивали описанный процесс образования у него «условного тормоза» с аналогичным процессом у щуки; если даже в этом сравнении есть некоторая крайность и преувеличение, то все же в основном оно правильно отражает факты. Прямое последействие – персеверация – так могли бы мы обозначить механизм запоминания у нашего испытуемого.

Главное, чем отличается эта примитивная память от памяти нормального ребенка, заключается в ее функциональных возможностях. Через семь дней после этого первого эксперимента мы повторили тот же опыт в несколько иной обстановке (другая комната). Как и в первый раз, целью служил такой же портрет, так как никакие другие стимулы не привлекали достаточно испытуемого, условного же стимула («Если ты достанешь это яблоко, завтра я тебе принесу такой портрет») создать не удалось: самое понятие «завтра» является для нашего испытуемого, как мы потом выяснили, понятием неопределенного будущего.

Отчет об этом эксперименте занимает почти половину печатного листа, и мы потому ограничимся здесь приведением лишь самых кратких выдержек из него.

После того как портрет помещен на стул, стоящий за решеткой клетки, экспериментатор предлагает испытуемому принести его. Приближаясь к клетке, испытуемый говорит: «Я тот достал. Вокруг пошел ». Входит в клетку и останавливается посредине, лицом все время к Ц.

2-я минута. – «Достану как-нибудь» (в течение 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10 и 11-й минуты эксперимента испытуемый делает попытки достать портрет, просовывая руку сквозь решетку; впрочем, активные попытки дотянуться рукой встречаются за все это время всего пять раз; испытуемый много говорит, делает попытки двигаться вдоль клетки).

12-я минута. – Экспериментатор : А ты расскажи, как ты его достанешь.

Испытуемый : Пробовал просунуть руку, а достать не могу…

Экспериментатор : А почему не можешь?

Испытуемый : Проволока очень тонкая.

Экспериментатор : А если бы она была толще?

Испытуемый : Тогда бы достал. (Протягивает руку через решетку, но сейчас же убирает ее.) Ах! Его можно достать быстро: он далеко страшно… Я думаю, что можно было бы вокруг обойт и… Тогда можно, но как это сделать?

Экспериментатор : Что сделать?

Испытуемый : Обойти вокруг. Я думаю, его достать легко.

Экспериментатор : Попробуй!

Испытуемый : Я сейчас попробую. (Протягивает руку через решетку. Еще раз протягивает руку.) Я его сейчас легко достану. (Протягивает руку, потом отнимает ее и снова протягивает – трижды – 17-я минута.)

Попытки экспериментатора отложить эксперимент до следующего дня не удаются. Испытуемый с настойчивостью хочет достать портрет немедленно. Дальнейшие попытки занимают еще 16 минут.

33-я минута. – Экспериментатор : Расскажи мне, как ты достал прошлый раз? А прошлый раз ты достал?

Испытуемый : Да.

Экспериментатор : Почему же теперь не выходит?

Испытуемый : Трудно.

Экспериментатор : А тогда разве было легче?

Испытуемый : Труднее.

Экспериментатор : Как ты прошлый раз доставал?

Испытуемый : Я пошел – раз! – и он у меня!

Экспериментатор : Ну, а этот раз? Теперь?

Испытуемый : Никак не могу.

Экспериментатор : Попробуй!

(Испытуемый протягивает несколько раз руку через решетку. В конце опыта, который продолжался 54 минуты, испытуемый наконец обходит клетку и достает портрет.)

Приведенные наблюдения занимают нас сейчас только в одном отношении: они с совершенной отчетливостью, как нам кажется, показывают, что память нашего испытуемого функционирует совершенно особенным образом. Испытуемый, как мы видим, может сказать, что прошлый раз он «вокруг пошел»; много раз повторенный в словесной формулировке этот момент зафиксировался в памяти испытуемого. С другой стороны, мы видим, что испытуемый двигательно так же повторяет свое прошлое поведение; именно это и создает тот разрыв, который мы имеем у него между речью и действием. Подсказанное в первом опыте решение механически закрепилось в вербальной форме вместе с закрепившимися двигательными ошибками. Испытуемый выражает свое представление о прошлом опыте в самой неопределенной форме: «Я пошел – раз! – и он у меня!» Его память, будучи словесной, тем не менее не выполняет той функции «приспособления к будущему, представленному как будущее», которую М. Гюйо справедливо считает специфической функцией памяти современного человека. Наш испытуемый одинаково не умеет конструировать ни своего будущего, ни своего прошедшего.