Виктор Ильин - Теория познания. Философия как оправдание абсолютов. В поисках causa finalis. Монография

Здесь самое время дать слово Канту: «Как только люди, – утверждает он, – начали размышлять о правом и неправом, во времена, когда они в своем равнодушии еще не замечали целесообразности природы, пользовались ею, не мысля при этом ничего, кроме привычного хода природы вещей, неизбежно должно было возникнуть суждение, согласно которому в конце жизни не может оказаться безразличным, поступал ли человек честно или обманывал, справедливо ли действовал или применял насилие, – пусть даже в течение всей жизни ему, по крайней мере, явно, не было даровано счастье за его добродетели или не подстерегало наказание за его преступления. Казалось, что люди слышат некий внутренний голос, который утверждает, что все должно быть иным; значит, тайно в них было заложено, хотя и смутное, представление о чем-то, стремиться к чему они чувствовали себя обязанными, с чем никак не сочеталось то, что они наблюдали» 49. И далее: «Как бы грубо они ни представляли себе способ, который мог бы устранить такую неправильность… они не могли измыслить другой принцип возможности совместить природу с их внутренним нравственным законом, кроме одного: признать существование высшей причины, правящей миром по моральным законам…» 50. Отрицание всевышнего в физикотеологии соседствует с его утверждением в этикотеологии.

В высказанном обособим две представляющие повышенный интерес темы: статус цели (1); статус всевышнего (2).

(1) Целесообразность – интенция на соответственность действий ставящимся целям; целенаправленность – интенция на соответственность действий поставленным целям; целеустремленность – интенция действий на достижение поставленных целей, – с позиций классической культуры удостоверяется в рефлексии имманентно – развертыванием эстетического суждения, венчающегося появлением ощущения удовлетворения; трансцендентно – развертыванием телеологического суждения, утверждающего о супранатуральном порядке мира.

Есть ли в мире цели? Допущение их сопряжено с апелляцией к заопытному источнику целесообразного, тематизируемому теологией. Некий соблазн доктринировать бытие верховной управляющей миром инстанции поставляет аналогия креации с высокопродуктивным творчеством – творением реалий мастером: гипотеза созидания навевает реальность созидателя. Тем более в створе перекрытия конечных, ограниченных способностей человека. Бог, – напоминает Тиллих, – есть понятие предельное, обсусловливаемое превозможением конечности человека; – что заботит его предельно, есть бог 51, который в отличие от человека есть существо беспредельное. Естественная натуральная телеология индуцирует супранатуральную физикотеологию. Такого рода содержательная подводка, вообщем, классическую культуру устраивает (нюансировку привносит Кант, концептуализирующий допущение природных целей в терминах als ob и подменяющий физикотеологию этикотеологией, что не принципиально).

Противно науке принуждать к религии, – таков, как ни странно, самобытный удел классики, распалявшейся покровом таинственности «живой материи» и не находящей заветного ключа для раскрытия «органического секрета».

Методологическое давление на двухосный (механизм – наука; организм – телеология) идейный базис классики исподволь, постепенно оказывал витализм, на уровне мыследеятельности отказывавшийся тематизировать цель в царстве живого не как органический эффект, а как привносимое устремление, – определяемое понятием представление о причине. (Тем более на фоне эмбриональных, онтогенетических регуляций, наличия иерархических уровней организации, системных зависимостей, самоорганизации). Окончательное же фиаско классической доктринации «фактора цели» осуществилось развенчанием антропоморфных аналогий в толковании органического субстрата и упрочением теории саморегуляции живого на основе принципов продуктивного автоморфизма.

Итак, целесообразность не есть тип каузальности по «преднамеренно действующей причине» (телеология, фатализм, провиденциализм); целесообразность есть резюме «необусловленной цели» – приспособления к объективным условиям в эволюционном процессе. Естественноисторический эволюционизм, восстановивший торжество научности в мысли, явился радикальным умственным способом избавления знания от всевозможных сомнительных финалистско-креационистских тезисов и усилий.

(2) «Универсалии могут стать предметами предельной заботы только через их силу представлять конкретные опыты» 52, – высказывает Тиллих. Всевышний, как творящая универсалия, вводится в рассуждения под фирмой (а) креативного вмешательства; (в) созидающего провидения.

(а) Идея прямого и непосредственного участия бога в качестве творящей силы на сцене театра природных дел имела доктринальное воплощение в догматической физикотеологии в контексте учения о трансцендентной каузальности. Спасительную детерминистскую иллюзию при сложностях перекрытия рамок собственно способности суждения – введении в природознание фундаментальной первопричины – некоторое время поддерживал окказионализм, к исходу XVII в., однако уже казавшийся мистическим анахронизмом. С Ньютона и Лейбница укрепляется новый взгляд на мир, идущий под стягом деизма.

Нюансировка творения, где бог выказывает себя «бесконечно искуснее часовых дел мастера, создающего машины и автоматы, производящие такие действия, как если бы они зависели от разума» 53, навевает трактовку провидения уже в терминах не «вмешательства» (фидеистический креационизм), но «созидания».

(в) Подобно тому, как «стоя, ты думаешь о республике одно, а сидя – другое» (Саллюстий), провидение в интервале modo sic, modo sic выставляется то пред-видением, то пред-упорядочением. В зоне первого misericordia Domini тематизируется в языке «всеведущей безучастности»: бог не вмешивается в свободу собственных созданий; в зоне второго то же самое выражается в языке «проектирования»: все развивается по сверхвременному божественному плану в смысле направления к собственному осуществлению.

Перспективный мотив «реализация провидения посредством условий» вывел мысль из теснин кататонии: убогий креационизм заменился понятием «созидание через внутреннюю историю». (Плодотворность такого шага не замедлила придать импульс прогрессу методологии обществознания, стимулируя выработку профетических, но все-таки перспективных решений типа циклизма Вико; панлогизма Гегеля – мегасоциологистская вера в торжество провидения в настоящем – апологетический «некритический позитивизм»; революционного футуризма Маркса – мегасоциологисткая вера в торжество провидения в будущем – вопреки «мраку рока и бессмысленности существования» 54).