Авантюристы, иллюзионисты, фальсификаторы, фальшивомонетчики

Существовал еще и другой способ, пущенный Калиостро в Петербурге в ход для наживы денег. Красивая и молодая Лоренца говорила посетительницам графа, что ей более сорока лет и что старший ее сын уже давно находится капитаном в голландской службе. Когда же русские дамы изумлялись необыкновенной моложавости прекрасной графини, то она замечала, что против действия старости изобретено ее мужем верное средство. Нежелавшие стариться дамы спешили покупать за огромные деньги склянки чудодейственной воды, продаваемой Калиостро.

Многие, даже если и не верили ни в это средство, ни в жизненный эликсир Калиостро, зато не сомневались в его умении превращать всякий металл в золото. Даже это одно искусство должно было доставить ему в Петербурге немало адептов. В число таких адептов, как оказалось, попал даже статс-секретарь Елагин, который, несмотря на то, что был одним из самых образованных русских людей своего времени, поверил выдумке Калиостро, который обещал научить его этому искусству в короткое время и при небольших издержках.

Могущественный в то время князь Потемкин оказал Калиостро особое внимание. Тот, со своей стороны, сумел до некоторой степени отуманить князя своими рассказами и возбудить в нем любопытство к тайнам алхимии и магии. Однако, по словам г. Хотинского («Очерки чародейства», С.-Пб., 1866 г.), «обаяние этого рода продолжалось недолго, т. к. направление того времени было самое скептическое, и потому мистические и спиритические идеи не могли иметь большого хода между петербургскою знатью. Роль магика оказалась неблагодарною и Калиостро решился ограничить свое чародейство одними только исцелениями, но исцелениями, чудесность и таинственность которых должны были возбудить изумление и говор».

В отношении петербургских врачей Калиостро действовал весьма политично. В начале своего пребывания в Петербурге он отказывался лечить являвшихся к нему разных лиц, ссылаясь на то, что им не нужна его помощь, т. к. здесь и без него находятся знаменитые врачи. Но такие, по-видимому слишком добросовестные, отказы еще более усиливали настойчивость являвшихся к Калиостро пациентов. Кроме того, на первых порах он не только отказывался от всякого вознаграждения, но даже сам помогал деньгами бедным больным.

Надо иметь в виду, что Калиостро не явился в Петербург врачом-шарлатаном наподобие других заезжавших туда иностранцев, промышлявших медицинской профессией и печатавших о себе самые громкие рекламы в «С.-Петербургских Ведомостях». Калиостро не снисходил до таких реклам. Он держал себя врачом высокого полета, считая унизительным для своего достоинства прибегать к газетным объявлениям и рекламам.

Между тем время для этого было благоприятное. В ту пору в России верили в возможность самых невероятных открытий по части всевозможных исцелений. По рассказу г. Хотинского, Калиостро недолго ждал случая показать «самый разительный пример своего трансцендентного искусства и дьявольского нахальства и смелости».

У князя Г., знатного барина двора Екатерины П. опасно заболел единственный сын, грудной младенец, которому было около 10 месяцев. Все лучшие петербургские врачи признали этого ребенка безнадежным. Родители были в отчаянии, как вдруг кому-то пришла мысль посоветовать им, чтобы они обратились к Калиостро, о котором тогда начинали рассказывать в Петербурге разные чудеса. Калиостро был приглашен и объявил князю и княгине, что берется вылечить умирающего младенца, но с тем непременным условием, чтобы дитя было отвезено к нему на квартиру и предоставлено в полное и безотчетное его распоряжение так, чтобы никто посторонний не мог навещать его и чтобы даже сами родители отказались от свидания с больным сыном до его выздоровления. Как ни тяжелы были эти условия, но крайность заставила согласиться на них, и ребенка, едва живого, отвезли в квартиру Калиостро. На посылаемые о больном ребенке справки Калиостро в течение двух недель отвечал постоянно, что ребенку делается день ото дня все лучше и, наконец, объявил, что так как опасность миновала, то князь может взглянуть на малютку, который еще лежит в постели. Свидание продолжалось не более двух минут. Радости князя не было предела, и он предложил Калиостро тысячу «империалов» золотом. Калиостро отказался наотрез от такого подарка, объявив, что он лечит безвозмездно, из одного только человеколюбия. Вместо всякого вознаграждения Калиостро потребовал от князя только строгого исполнения прежнего условия, т. е. непосещения ребенка никем из посторонних, уверяя, что всякий взгляд, брошенный на него другим лицом, исключая лишь тех, которые ходят теперь за ним, причиняет ему вред и замедляет выздоровление. Князь согласился с этим. А между тем весть об изумительном искусстве Калиостро как врача быстро разнеслась по всему Петербургу. Имя графа Феникса было у всех на языке. Больные из числа самых знатных и богатых жителей столицы начали обращаться к нему. Он же своими бескорыстными поступками с больными успел снискать себе уважение в высших кругах петербургского общества.

Ребенок оставался у Калиостро более месяца, и только после этого отцу и матери было дозволено видеть его — сначала мельком, потом подольше и, наконец, без всяких ограничений. После столь успешного лечения ребенок был возвращен родителям совершенно здоровым. Благодарный отец предложил Калиостро уже не тысячу, а пять тысяч империалов. Калиостро долго, но постепенно все слабее и слабее отказывался от такой весьма значительной суммы. Князь, со своей стороны, замечал графу, что если он не хочет принять денег собственно для себя, то может взять их для того, чтобы употребить по своему усмотрению для благотворительных целей. Калиостро отказывался и от этого любезного предложения. Тогда князь Г. оставил эту сумму в его квартире как будто бы по забывчивости, а Калиостро, со своей стороны, не возвращал ему ее.

Прошло несколько дней после возвращения родителям их ребенка, как вдруг в душу его матери запало страшное подозрение: ей показалось, что ребенок был подменен. Г. Хотинский, который имел по этому делу какую-то секретную рукопись, замечает, что «подозрение это имело довольно шаткие основания, но, тем не менее, оно существовало и слух об этом распространился при дворе; он возбудил в очень многих прежнее недоверие к странному выходцу».

В книге, составленной будто бы по рукописи камердинера Калиостро, сын знатного петербургского вельможи заменен двухлетней дочерью, которую будто бы Калиостро действительно подменил чужим ребенком, и весь Петербург заговорил об этом. Когда же началось следствие, Калиостро не отпирался от сделанного им подмена, заявив, что т. к. отданный ему на излечение ребенок действительно умер, то он решился на обман для того только, чтобы хотя на некоторое время замедлить отчаяние матери. Когда же его спросили, что он сделал с трупом умершего ребенка, то Калиостро ответил, что, желая сделать опыт возрождения (палингенезиса), он сжег его.