Авантюристы, иллюзионисты, фальсификаторы, фальшивомонетчики

XIX век выдвинул целую плеяду незаурядных иллюзионистов. «Фокусник, который заслуживает названия художника!» — так писала пресса об австрийце Людвиге Леопольде Деблере (1801–1864), обладавшем незаурядным талантом и артистическим обаянием. Венский фокусник демонстрировал свое искусство перед монархами всей Европы, а прусский король Фридрих Вильгельм IV пожаловал ему звание придворного артиста.

Сценический образ Деблера — светский господин, которому все удается. Свои номера он показывал в очень быстром темпе, не давая зрителям опомниться, ошеломляя их каскадом трюков.

Занавес поднимался, и иллюзионист выходил на слабо освещенную сцену. Его встречали бурей аплодисментов. Он благодарил зрителей низким церемонным поклоном и оглядывал сцену, уставленную множеством незажженных свечей. Стрелял из пистолета — и все свечи разом вспыхивали.

Выступая в Берлине перед королем Фридрихом Вильгельмом IV, Деблер предложил добыть из воздуха все, что будет угодно.

— То, что мне нужно, вы не добудете, — сказал король.

— Можете добыть мне армию?

— Увидим, — ответил Деблер, подавая королю корзину с куриными яйцами и предлагая выбрать любое.

Выбранное яйцо он положил на стол под стеклянный колпак, который через минуту снял. Затем разбил яйцо, лежавшее на столе, и оттуда полетели вверх гирлянды цветов, среди которых показался помощник, одетый генералом.

— Неужели у вас в каждом яйце по генералу? — спросил король.

— Посмотрим, — ответил Деблер и повторил ту же процедуру с другим яйцом.

На этот раз из яйца вылупился полицейский. Деблер разыграл смущение.

— Простите, ваше величество, — сказал он. — Это яйцо тухлое…

Программа неизменно заканчивалась «дарами Флоры»: иллюзионист показывал пустой цилиндр, а затем вынимал из него бесчисленные букетики фиалок и с изящными комплиментами преподносил дамам-зрительницам. В каждый букетик были вложены стихи.

Восхищенный Гете, которому исполнилось 80 лет, написал в альбом Деблера четверостишие; начинающееся словами: «Ты показал нам невозможное…»

Пожалуй, наиболее яркий след оставил у современников итальянец Бартоломео Боско (1793–1863), прозванный «Паганини фокусников».

Так описывал Н. А. Некрасов в своей поэме «Говорун» выступление Боско, побывавшего на гастролях в России в 1841 году.

«Рассказывал» Боско, хотя и на достаточно ломаном, но русском языке. Это неудивительно, т. к. в 1812 году, будучи в рядах армии Наполеона, он побывал в русском плену. Вернувшись в Италию, солдат стал профессиональным иллюзионистом.

Какими же чудесами поражал Боско воображение зрителей? Его магия заключалась в поразительно искусном манипулировании мелкими предметами — монетами, шариками, картами и платками. Его излюбленным номером была древнейшая «игра с кубками», причем шарики появлялись и исчезали у него не под тремя, а под пятью сосудами. Это было верхом мастерства. До сих пор еще никто не превзошел Боско в исполнении этого номера, который, по отзывам современников, производил впечатление настоящего колдовства.

По желанию зрителей, платки в руках Боско меняли свой цвет или на них появлялись полосы другого цвета.

Иллюзионист брал у одного из зрителей часы — и они исчезали в его руке. Чтобы утешить зрителя, Боско предлагал ему выпить и наливал бокал вина. Но из бутылки, из которой только что лилось вино, вылетал голубь, на шее у которого висели исчезнувшие перед тем часы.

В программе Боско был и такой номер. Он просил одного из зрителей вытянуть из колоды какую-нибудь карту и показать ее остальным. Сам он стоял в это время отвернувшись. Не глядя, брал из рук зрителя вытянутую им карту и разрывал ее на мелкие клочки. Затем шел через весь зал и вдруг, взмахнув «волшебной» палочкой, останавливался возле кого-нибудь, таинственно говоря: «Опустите руку в левый карман вашего сюртука, там лежит бубновый туз». И зритель, недоверчиво сунув руку в свой карман, действительно находил там бубнового туза — карту, которая в начале номера была вынута из колоды и разорвана.

Или вот еще один трюк. Боско сажал в клетку голубя, вешал ее на стену и стрелял в птицу из пистолета. Потом ощипывал ее, клал в кастрюлю, закрывал крышкой и ставил на огонь. А когда он крышку снимал, из кастрюли вылетал живой голубь.

Итальянский маэстро усовершенствовал и трюк с отрубленной головой. В архиве сохранилось описание того, как Боско исполнял этот номер. Он отрубал головы двум голубям: черному и белому, а затем «приращивал» их так, что голуби вновь начинали ходить по столу и клевать коноплю. Но тут зрители замечали, что Боско сделал «промашку»: белому голубю досталась черная голова, а черному — белая. Фокусник сокрушенно качал головой, простите, мол, за рассеянность, и тут же исправлял «ошибку»: меняя головы местами.

Коронным номером итальянца был собственный «расстрел». Двенадцать гренадеров заряжали ружья пулями и по команде давали по нему залп. Когда дым рассеивался, публика ахала: Боско стоял перед ней живой и улыбающийся, держа на ладони дюжину пуль. Хитрость этого трюка заключалась в том, что артист сам забивал пули в ствол, словно проверяя, плотно ли они пригнаны. Шомпол, которым он это делал, был устроен так, что при вытаскивании захватывал пулю.

В 40-е годы прошлого века Боско стал выступать с оригинальной аппаратурой. Под влиянием эстетики романтизма он появлялся в «демоническом» образе — в костюме, стилизованном под средневекового чернокнижника, с мефистофелевской бородкой. Романтические герои были в большой моде, загадочность «байроновской» личности почиталась весьма высоко, и Боско подхватил этот тон.

Не приходится УДИВЛЯТЬСЯ, — что у него нашлось много последователей и подражателей. На протяжении ста лет на сцене появлялись все новые и новые фокусники, выступавшие под псевдонимом Боско. Имя казалось им залогом успеха, и в определенном смысле это было так. По меньшей мере первоначальный интерес публики гарантировался.

Одним из последователей Боско был иллюзионист Компарс Германн (1816–1887), снискавший почти всемирную популярность. Он также отрастил мефистофелевскую бородку, а на своей афише писал: «Любимец Мефистофеля». Германн знал много языков. Его выступления отличались большой артистичностью. Он придавал им характер каких-то дьявольских операций.