Борис Гребенщиков - Аэростат. Воздухоплаватели и Артефакты

LP «Some People Can Do What They Like», 1976

У музыки есть свой тайный язык. Немногие знают о его существовании, но те, кто знает, способны услышать само сердце музыканта и – более того – увидеть благодатную звезду, незримо сияющую над этим сердцем. Именно так, а не словами, которые каждому так легко понять по-своему, передается из бездонной глубины времени огонь Божественного Духа, постоянно возрождающий жизнь в этом мире. Если бы не этот неизъяснимый огонь, то энтропия давно привела бы нас к уровню биороботов, жующих свою жвачку и исполняющих работу по бесцельному продолжению рода. Но огонь вспыхивает – то там, то сям, часто в таких местах, откуда его совсем не ждут, – и жизнь вновь обретает свою изначальную сияющую бесконечность. {223}

LP «Addictions», Volume I, 1989

Ницше когда-то говорил: «Искусство и только искусство дано нам, чтобы мы не погибли от правды жизни». Как и многое у Ницше, эта фраза мне всегда казалась чересчур выспренней, и уж во всяком случае она требует поправки.

Может быть и так – но только лишь по отношению к бытовому восприятию как «искусства», так и «жизни». Подлинная правда жизни прекраснее, чем мы можем себе представить, но, благодаря нашему замусоренному сознанию, она сокрыта от глаза обычного человека и видна только величайшим освобожденным душам. Искусство же – издалека – показывает ее всем.

И пусть большинство людей воспринимает это «нечто», показанное искусством, как красивую картинку; как говорила одна великая дама в истории про кузнеца из Большого Вутона: «Лучше хоть какое-нибудь напоминание».

Некоторые, однако, чувствуют истину и, вопреки житейской логике, всю жизнь пытаются к ней приблизиться. {224}

Так при чем же здесь Конан Дойл? Как ни странно, очень даже при чем.

Рыцарство в любую эпоху – непонятный массовому сознанию феномен.

Недаром совершенный рыцарь Дон Кихот – посмешище для обычных людей. В мире, руководимом простыми понятиями – выморщить что-нибудь себе или (в лучшем случае) своим близким, – все остальные мотивы представляются нелепостью. Да и ладно. Только жалко их – ведь этим несчастным людям, которых интересует только собственная выгода, даже отдаленно не понять истинной радости мира.

Глупенькие. Они от стеснения и невежественности заменяют любовь цинизмом, отказываются от великого таинства – увидеть в другом человеке Божественную красоту и возложить свое сердце на алтарь этой красоты. И потом мечутся, как куры, не понимая: отчего же жизнь так бессмысленна?

Рыцарь же во имя Прекрасной Дамы и Господа кладет жизнь за всех – и поэтому он словно не отсюда, не наш, хочет странного. У Конан Дойла цветок английского рыцарства сэр Чандос говорит молодому Лорингу: «Таких как мы теперь уже почти не осталось».

И точно как сэр Найджел, Роберт Палмер будто унаследовал свою духовную сердцевину из каких-то иных времен. Его песни напоминают нам о том, какая великая воскрешающая тайна – любовь. {225}

«То, что я хочу передать, все то хорошее, что есть в песне, – в первую очередь я хочу это донести не до слушателя, а до самого себя. Ведь в обычной песне с тремя куплетами и припевом можно достигнуть очень многого – нужно просто сделать так, чтобы каждый такт был уникальным, не идти по привычной дороге.

Я не боюсь микрофона, и я привык к своему голосу, я хорошо его знаю – поэтому единственное, чего я хочу, – это спеть так, чтобы ощутить восторг.

А что до немодной ныне сентиментальности, то я не боюсь быть сентиментальным – я могу это себе позволить». {226}

Редко, но встречаются в нашем мире люди с солнечным сердцем, люди, не отягощенные стремлением заполучить что-то себе. Мы называем их то рыцарями, то юродивыми, то просветленными – но не в названии дело. Они рождаются в этом мире, чтобы напомнить нам, зачем существует человеческая жизнь, зачем мы (хоть и сами того не помним) выбрали родиться именно здесь.

И иногда такие люди говорят с нами, иногда показывают нам что-то самим примером своей жизни, но в нашу эпоху, когда слова обесценились, а жизненные примеры слишком легко подправляются в PhotoShop’е, иногда кажется, что самый чистый метод передачи – это музыка, передающаяся напрямую от сердца к сердцу. И слава Богу, что такие люди и такая музыка у нас есть. {227}

Том Петти родился в 1950 году в городе Гэйнсвилль (Gainesville), штат Флорида. Провинциальней не бывает. Городок состоял из студентов и жлобов, приблизительно пятьдесят на пятьдесят, а по огородам, случалось, ползали аллигаторы, коими столь богат сей жаркий болотистый край. У его приятеля был старший брат по имени Берни Лидон (Bernie Leadon), будущий участник группы Eagles, иногда он водил юношей в ночное: в лесах вокруг тракторов собирались местные, пили виски и пели свои незамысловатые грубые сельские песни.

Но Том был настроен на другое. В детстве он по радио услышал Beatles и захотел быть как они. {228}

Когда он был маленьким, радио было для него всем.

«Радио было не то что теперь – там не было формата, они играли всё. Оно меня гипнотизировало. Это было невероятно».

Первое причастие рок-н-роллом он получил в одиннадцать лет, когда тетя сводила его на концерт Элвиса Пресли. «Я помню, – говорит Петти, – от него исходило сияние». Но подлинное крещение случилось чуть позже. Тома накрыла музыка целой волны групп во главе с Beatles, именуемая в Америке «британским вторжением». Петти немедленно организовал группу и начал играть. А поскольку рокерам в сонном Гэйнсвилле делать было нечего, они побросали вещи в фургон, простились с домом и двинули в Лос-Анджелес. {229}

LP «Tom Petty and the Heart-breakers», 1976