Курт Воннегут - Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Килгор Траут зашел облегчиться в мужскую уборную в нью-йоркском кино.

‹…›

А на кафеле, около полотенца, карандашом было написано:

[рукописная надпись: «В чем смысл жизни?»]

Траут обшарил карманы, ища карандаш или перо. Он мог ответить на этот вопрос. Но писать ему было нечем, не нашлось даже обгорелой спички. Пришлось ему оставить вопрос без ответа. Но вот что он написал бы, если б было чем писать:

Таков ответ Килгора Траута – придуманного Воннегутом писателя, который вроде бы считается его альтер эго.

Получается, у этого самого создателя нет ни глаз, ни ушей, ни совести. Как замечает другой персонаж Курта, этот самый создатель – «первый лентяй во всей округе» [229] Так говорит Рут, жена главного героя «Рецидивиста». [230] Vonnegut, Jailbird , chap. 3. .

Так что, по мнению Воннегута, именно мы должны стать этой совестью.

Особенно если мы – писатели.

Вот еще несколько выдержек из воннегутовских романов, подтверждающих эту идею:

– Говард, – сказал он мне, – будущие цивилизации, цивилизации лучшие, чем наша, будут судить о людях по их принадлежности к искусству. Если какой-нибудь будущий археолог обнаружит чудом сохранившиеся на городской свалке наши работы, твои и мои, судить о нас будут по их качеству. Ничто другое не будет иметь значения [231] Vonnegut, Mother Night, chap. 12. .

– Через десять тысяч лет, – вещал на конгрессе Элиот, – имена полководцев и президентов будут забыты и в памяти людей останется единственный герой нашего времени – автор романа «Бы-Тиль-Небыть».

Так называлась одна из книг Траута. И это название при ближайшем рассмотрении оказывалось началом знаменитого монолога Гамлета [232] Vonnegut, God Bless You, chap. 2. .

– Собираюсь объявить всеобщую забастовку писателей, пока человечество наконец не одумается. Поддержите меня?

– Разве писатели имеют право бастовать? Это все равно, как если забастуют пожарные или полиция.

– Или профессора университетов.

– Или профессора университетов, – согласился я. И покачал головой. – Нет, мне совесть не позволит поддерживать такую забастовку. Если уж человек стал писателем – значит, он взял на себя священную обязанность: что есть силы творить красоту, нести свет и утешение людям [233] Vonnegut , Cat’s Cradle, chap. 103. .

Оружия у него не было. Самое опасное, что при нем нашли, был огрызок карандаша [234] Vonnegut, Slaughterhouse-Five , chap. 3. .

Я хочу отправиться куда-нибудь в трущобы, чтобы помогать тем, на кого по-настоящему плюет общество. Нищих не утешишь пьеской или романчиком [235] Carol Kramer, “Kurt’s College Cult Adopts Him as Literary Guru at 48 [Поклонники Курта из числа студентов колледжей назначают его литературным гуру, хотя ему всего 48],” in Conversations , 27. .

Мэрили, персонаж «Синей бороды», хочет оставить какие-то «следы своего пребывания» в ротонде, которая ей принадлежит:

– Сначала я думала нанять детей и женщин, чтобы они написали здесь фрески с изображением лагерей смерти, бомбежки Хиросимы и закладки мин или, может быть, чего-то из древних времен – как сжигают ведьм на кострах, как христиан бросают на съедение диким зверям. Но решила, что такие картины в конечном счете будут только подстрекать мужчин к еще большей жестокости и разрушениям [236] Vonnegut, Bluebeard , chap. 30. .

В «Матери Тьме», возможно, самом мрачном из воннегутовских романов (и, на мой взгляд, одном из лучших у него), главный герой – американский двойной агент, бывший драматург. Его шеф, нацистский убийца Геббельс, приказывает ему написать сценарий помпезного представления в честь немецких солдат, погибших при подавлении восстания евреев в варшавском гетто. Правда, «сочинение этого жуткого сценария… не продвинулось дальше предварительного названия: “Всецело и до конца”».

Относительно этого сценария: он имел неожиданный результат. Он привлек внимание самого Геббельса, а затем и самого Гитлера к Геттисбергской речи Авраама Линкольна [237] Геттисбергская речь произнесена Линкольном в 1863 г. на церемонии открытия национального кладбища в Геттисберге, вблизи места, где произошло одно из решающих сражений Гражданской войны в Америке. В ней содержится и линкольновское определение демократии: «правительство народа, из народа, для народа». (Примечание Р. Райт-Ковалевой.) В речи есть фраза «…преисполнимся еще большей решимости посвятить себя той цели, которой павшие отдали себя всецело и до конца». .

Геббельс спросил меня, откуда я взял предварительное название, и я сделал для него полный перевод Геттисбергской речи.

Он читал, шевеля губами.

– Знаете, это блестящий пример пропаганды. Мы не так современны и не так далеко ушли от прошлого, как нам кажется.

– Это знаменитая речь в моей родной стране. Каждый школьник должен выучить ее наизусть, – сказал я.

‹…›

– Там есть впечатляющие фразы, которые можно прекрасно использовать в надписях на могильных плитах на немецких военных кладбищах. Честно говоря, я совершенно не удовлетворен нашим надгробным красноречием, а это, кажется, как раз то, что я давно ищу. Я бы очень хотел послать эту речь Гитлеру.

– Как прикажете, – сказал я.

‹…›

Через две недели Геттисбергская речь вернулась от Гитлера. Наверху рукой самого der Fuehrer было начертано: «Некоторые места чуть не заставили меня плакать. Все северные народы едины в своих чувствах к своим солдатам. Это, очевидно, связывает нас крепче всего» [238] Vonnegut, Mother Night, chap. 5. .

Имеет смысл вспомнить и ту историю, которую сам Воннегут рассказывает на первых страницах «Бойни номер пять» (и которая, несомненно, знакома всем его поклонникам):

Все эти годы знакомые меня часто спрашивали, над чем я работаю, и я обычно отвечал, что главная моя работа – книга о Дрездене.

Так я ответил и Гаррисону Старру, кинорежиссеру, а он поднял брови и спросил:

– Книга антивоенная?

– Да, – сказал я, – похоже на то.

– А знаете, что я говорю людям, когда слышу, что они пишут антивоенные книжки?

– Не знаю. Что же вы им говорите, Гаррисон Стар?

– Я им говорю: «А почему бы вам вместо этого не написать антиледниковую книжку?»

Конечно, он хотел сказать, что войны всегда будут и что остановить их так же легко, как остановить ледники. Я тоже так думаю.

И даже если бы войны не надвигались на нас как ледники, все равно осталась бы обыкновенная старушка-смерть.

Желание Воннегута сделаться «полезным гражданином» сбылось – все мы это знаем. Но есть очень славная история, которая еще раз это подтверждает. Ее записал Маршалл Смит, владелец Уэлфлитского рынка [239] Уэлфлит – городок в штате Массачусетс, находится неподалеку от Барнстейбла. и бостонского книжного магазина Booksmith: