Коллектив авторов - Полевое руководство для научных журналистов [сборник статей]

Когда приходит время садиться писать, преимущество повествования в том, что даже сама хронология событий создает какую-никакую основу структуры вашего текста. Если вы хорошо подготовились, самым сложным может оказаться решение, какие эпизоды оставить, а какие — убрать. Где ключевые моменты вашего действия — собрания, на которых принимались решения, встречи в коридоре или на улице, которые имели далеко идущие последствия? Какие взаимодействия лучше всего раскрывают личность и мотивацию ваших героев? Где естественная кульминация истории? Можете ли вы двигаться назад во времени от этой точки, чтобы отобрать материал, который лучше всего к ней подводит? Не забывайте, что, когда ваши читатели попадут в вашу историю через кроличью нору, большинство из них захочет оставаться в напряжении до самого конца истории. Помните, что нужно задавать читателю правильный темп: выдавайте подсказки с умом, и пусть события развиваются капля за каплей. В конце глав или разделов нужно периодически оставлять главную историю в подвешенном состоянии. Если вы работаете над книгой или большим журнальным текстом, можно время от времени отходить от главной истории к параллельным.

В начале, возможно, имеет смысл дать читателю какой-то справочный материал, который поможет понять, что происходит. Кроме того, иногда придется прерывать повествование, чтобы объяснить научную сторону вопроса. Ищите ситуации, где такие объяснения будут плавно вытекать из действий героев. Биографическая справка об ученом, в которой рассказывается о его предыдущих работах, может как подсветить индивидуальность персонажа, так и дать читателю информацию, необходимую, чтобы понять новые исследования. Мыслите сценами. Возможно, внутри повествования есть контекст, куда вы можете добавить научные объяснения: скажем, персонаж объясняет суть своих исследований обывателям на встрече, где его речь совпадает с тем, что вы хотите донести до читателя.

В «Демоне в морозилке» (The Demon in the Freezer, 2002) Престон, мастер описания болезней, имеет кучу возможностей описать разрушительные последствия оспы для человеческого организма. Но ему нужно еще и рассказать читателям, что происходит при этой болезни на биохимическим уровне. Обратите внимание, как в этом абзаце он начинает такой разговор с увлекательной сцены:

Когда сестры милосердия открыли дверь в комнату пациента, пораженного оспой, в коридор потек сладковатый, болезненный и приторный запах, не похожий ни на что из того, что уже встречалось сотрудникам госпиталя. Это был не запах разложения, потому что его кожа была целой. Но гнойники на коже испускали запахи, исходящие от его тела. Тогда это называлось дурным запахом оспы, а сегодня врачи называют его запахом цитокинового шторма.

Цитокины — это молекулы-посыльные, которые движутся в кровотоке. Клетки иммунной системы используют их для передачи друг другу сигналов, когда иммунная система реагирует на нападение захватчика. При цитокиновом шторме система сигналов расстраивается, иммунная система выходит из равновесия и дает трещины, как падающая сеть. Цитокиновый шторм становится хаотичным и в итоге приводит к резкому падению артериального давления, сердечному приступу или остановке дыхания, а также к неприятному запаху от кожи, как будто что-то дурное протухло в бумажном пакете…

Ищите подобные творческие возможности незаметно внести в текст научные объяснения — и, конечно, пишите ярко, с сильными глаголами, хорошими метафорами и острыми деталями. Вашим читателям может так понравиться ваша история, что они и не заметят, как узнали что-то новое.

Эссе — разрушитель жанров.

Публицистические жанры — статья, рецензия на книгу, мемуары, новость — формируют своеобразную таксономию, подобную той, которую биолог накладывает на царство животных, а астроном — на небесные объекты. А эссе — это жанр, который подрывает саму идею жанра. Это не новость. Оно несет отпечаток личности автора, его мысли, опыт или неподражаемый взгляд. Но помимо этих немногих критериев само слово «эссе» мало что говорит о материале.

Научное эссе может быть формальным и даже величественным, как пространные системные рассуждения главного редактора журнала Science Дональда Кеннеди об изменении климата, которые изначально были лекцией. Оно может быть забавным, как воспоминания Алана Лайтмана о том, как проваленный университетский проект по электронике сделал из начинающего физика экс-экспериментатора.

Оно может душить своим языком, как богатые описания анатомии у Ричарда Сельцера в «Смертные уроки: Заметки об искусстве хирургии» (1976).

Я воспеваю кожу, уложенную тонкими слоями, точно пахлава, чьи цвета могут пристыдить рассвет, одновременно и ножны, на которые мы наносим свою подпись, и инструмент, который нас восторгает, защищает и удерживает в нашем естественном месте.

Эссе может касаться жизни и смерти, космоса и бесконечности. Оно может быть легким, как элегия логарифмической линейке, которую я написал примерно тогда, когда ее стал заменять карманный калькулятор:

Долгие ночи, проведенные за физическими и химическими задачами, обнаруживали механические особенности каждой линейки, точки, где она сдвигалась плавно и где за что-то цеплялась. Не было двух одинаковых линеек: одолжил линейку друга — той же марки, той же модели, возможно, купленную всего через несколько минут в том же студенческом магазине, — и чувствуешь себя неуютно. Это не твоя линейка — неровности у нее другие.

Научное эссе может быть по-спартански строгим. Или же может восхитительно отвлекаться по сторонам, как это часто случается у Стивена Джея Гулда. «Для неискушенного взгляда, — как-то написал Гулд, — усоногие ракообразные скучны, как заклепки».