Авторов Коллектив - Основные произведения иностранной художественной литературы. Азия. Африка

Сын знаменитого полководца и поэта Цао Цао, брат императора Цао Пи — поэта и первого китайского литературного критика, Цао Чжи прожил нелегкую жизнь. После вступления на престол Цао Пи начались гонения и преследования со стороны царствующего брата, который не мог простить поэту ни таланта, превосходящего его собственный, ни расположения отца, собиравшегося одно время даже сделать Цао Чжи своим наследником. Образ перекати-поля, несущегося по воле злого вихря, стал одним из самых сильных и ярких в его лирике.

В первый период творчества Цао Чжи писал о петушиных боях, о состязаниях в искусстве стрельбы из лука, о пирушках. Но уже тогда появляются стихи с ярко выраженной социальной направленностью. Он нарисовал удручающие картины запустения в разрушенном Лояне — городе, ставшем жертвой междоусобных войн («Провожаю братьев Ин»); высмеял молодых аристократов, жизнь которых была ограничена лишь скакунами да пирушками («Стихи о славной столице»). С большой силой поведал Цао Чжи миру о своей мечте совершить героический подвиг, прославить свое имя.

Стихи второго периода проникнуты ненавистью к придворной верхушке. В знаменитой поэме «Вану удела Бома» гнев и возмущение, боль и подавленность слиты в единое целое.

Цао Чжи одним из первых в китайской литературе приблизил поэзию к жизни, он говорил просто и человечно о близком сердцу многих людей. Впитав в себя дух народных песен, Цао Чжи создал много превосходных стихов о любви, о покинутой женщине, о юной красавице, вздыхающей в тишине покоев и не нашедшей себе суженого, о верной жене, томящейся без мужа, ушедшего в далекий поход («Семь печалей», «Красавица», «В женских покоях»). Среди произведений поэта — большой цикл стихотворений «о путешествии к небожителям», в котором воображение читателя поражает буйная фантазия автора: вот он в платье из перьев птиц мчится на могучих драконах, погоняя плетью-молнией летящего единорога. В этом отрешении от всего земного, в стремлении уйти за пределы «девяти областей» сказался протест Цао Чжи против зла и жестокости, царивших в реальном мире.

Цао Чжи внес значительный вклад в развитие пятисложного стиха — одной из главных форм китайской классической поэзии, ведущей начало от народных песен. Его произведениям свойственны причудливая фантазия, яркие романтические образы, которые еще долгие века будут волновать читателей и вдохновлять новые поколения китайских поэтов.

Семь печалей: Стихи / Пер., вступ. ст. и примеч. Л. Черкасского. — М.: Гослитиздат, 1962. — 142 с.

Семь печалей: Стихотворения / Пер. с кит, вступ. ст. и примеч Л. Е. Черкасского. — М.: Худож лит., 1973,— 166 с.

Черкасский Л. Е. Поэзия Цао Чжи. — М.: Изд-во вост, лит., 1963. — 148 с.

Тао Юаньмин (Тао Цянь) жил на юге Китая в пору династии Восточная Цзинь, умер при династии Сун, воцарившейся в 420 г. До нас дошло сто шестьдесят стихотворений поэта и несколько прозо-поэтических сочинений. Поэзия Тао Юаньмина посвящена воспеванию независимой жизни человека, освободившегося от служебных тягот: «Домой, к себе» называется сочинение, написанное им после того, как он окончательно покинул службу. В пяти стихотворениях, объединенных под названием «Возвратился к садам и полям», Тао Юаньмин говорит о радости ухода от чиновничьей суеты, о близости к природе и досадует на то, что задержалось во времени его возвращение: «Как я долго, однако, прожил узником в запертой клетке. И теперь лишь обратно к первозданной свободе пришел».

Поэзия Тао Юаньмина обеспокоена нравственными проблемами. «Бедные ученые», для которых нет ничего выше правды, герои конфуцианской древности, неукоснительно соблюдающие требования долга, — вот чьему образу жизни всегда готов следовать поэт: «А кто говорит, что умерли эти люди? Далекая быль, — но путь их ясней с годами». Сам Тао Юаньмин своею жизнью повторил и путь жертвенности, и путь бедности. Его разрыв с правящим классом и уход в деревню, к крестьянам, где он жил до конца дней своих, трудясь на поле, был героическим поступком, необычным для его времени.

Стихи Тао Юаньмина — отклик его на современность и объяснение жизненной его позиции, заключающейся в том, что человек на протяжении ограниченного малым сроком земного своего существования должен быть нравственным и приносить окружающим добро: «Не теряя мгновенья, вдохновим же себя усердьем, ибо годы и луны человека не станут ждать!»

В стихах Тао Юаньмина глубина и ясность мысли соединены с поэтичностью ее выражения За внешней простотой их, за непосредственностью общения с природой сокрыта мысль о самой человеческой жизни в смешении ее радости и горечи.

В поэзии Тао Юаньмина нашло свое выражение все лучшее, все самое нравственное, что было накоплено китайской мыслью за века до него. Одно из ярких следствий этого — фантазия «Персиковый источник» о счастливой крестьянской стране, где все равны и «государевых нет налогов».

Влияние Тао Юаньмина на последующую китайскую поэзию огромно. Его стихи, избавленные от формальных украшательств, изображавшие мир высоконравственного человека — обличителя корыстных устремлений века, обусловили новые достижения танской и сунской поэзии.

Лирика / Пер. Л.Эйдлина. — М.: Худож. лит., 1964,— 151 с. (Сокровища лирич. поэзии). Персиковый источник; Домой к себе; Жизнь ученого «пяти ив»; Запрет на любовь / Пер. В. М. Алексеева // Китайская классическая проза, — М., 1958.— С. 172–186.

Стихотворения / Пер. с кит. Л. 3. Эйдлина. — М.: Худож. лит., 1972,— 238 с.

Эйдлин Л. 3. Тао Юаньмин и его стихотворения. — М.: Наука, 1967. — 493 с.

Средневековый прозаик жил в смутное время «северных и южных династий», когда под напором кочевых племен Китай утратил свое былое могущество, оказавшись расчлененным и частично порабощенным завоевателями-тюрками. Лю Ицин жил на юге Китая, по-прежнему сохранявшем независимость и непрерывность культурной традиции. Сам он принадлежал к царствующему императорскому клану, носил титул владетельного князя Линьчуани и был одним из крупнейших меценатов своего времени. При его дворе нашло приют немало книжников и эрудитов, бежавших от ужасов чужеземного нашествия, и есть подозрение, что все приписываемые Лю произведения в действительности собраны и написаны его «гостями».

В эту пору в Китае ходило немало рассказов, которые фольклористы называют «быличками» — короткие записи о каких-то удивительных событиях, якобы действительно происшедших с рассказчиком. Интерес к необычному и фантастическому стремительно рос в эпоху, когда привычное рушилось и человеку оставалось надеяться только на чудо. Существовало и философское оправдание всеобщей тяги к чудесному — считалось, что суть вещей, светлая сила жизни — «ян» — с наибольшей полнотой проявляет себя именно в явлениях «непарных», не имеющих себе аналогов, что именно в редкостном, а не в банальном выражает себя сокровеннее. И хотя подобные повествования, опиравшиеся на фольклор и написанные непритязательным слогом, оставались вне круга «изящной словесности», считались недостойными «высокого таланта», число их все множилось, и самые известнейшие литераторы отдавали им дань. У Лю Ицина к этому жанру относится сборник «Истории Тьмы и Света», который полностью до нас не дошел — только в XX в. сохранившиеся тексты были собраны воедино Лу Синем. Однако истинную литературную славу Лю Ицину принес сборник «Новые речения, в мире ходящие» (или «Ходящие толки в новом пересказе») — собрание коротких исторических анекдотов, классифицированных им по темам. Собранные из самых разных источников, обычно нам неизвестных, они повествуют о благородных поступках и остроумных речах, о необыкновенной прозорливости и учености, об уме и приверженности к духовной свободе людей прошлого, славу о которых людская молва пронесла через века. Из этих миниатюр как бы вырастает собирательный образ «благородного мужа» — человека «на все времена», и образ человека «ветра и потока» — воплощение душевной раскованности. И хотя рассказы Лю Ицина относятся к повествовательной прозе «развлекательного» характера (по-китайски она называется «сяошо»), «Новые речения, в мире ходящие» не раз включали в списки литературы философской — настолько глубоко их содержание. По сути дела это собрание философских притч, отточенных до предельного совершенства.