Lib.ru/Современная литература: Евпланов Андрей Яковлевич. Коллекционер

хозяйства, оттуда его гоняли, а частные дома.

Простого народа он чурался, там могли и накостылять в случае чего, c

новыми богатыми у него были особые счеты, туда его на версту не

подпускали, оставались только дачи советской аристократии, куда он

причислял и бывших торговых работников. В дома этот реликт обычно

проникал под предлогом сбора подписей в защиту какого-нибудь

экологического объекта.

- Извиняюсь, так сказать, за вторжение, - расшаркивался он у порога,

но я подумал, что вам небезразлична судьба уникального природного

объекта.

И, если его впускали, доставал из своего видавшего виды портфеля

книгу с картинками, - вот, посмотрите, это плаун булавовидный, который

занесен в Красную Книгу.

После чего он многозначительно умолкал на некоторое время, давая

возможность хозяевам дома во всех деталях рассмотреть волосатую зеленую

веревку. После чего он продолжал:

- Этот вид, можно сказать, стал жертвой всенародной любви к вождям.

В сталинские времена им украшали портреты классиков марксизма-

ленинизма, и почти полностью уничтожили популяцию.

Тут он опять умолкал, давая возможность хозяевам высказаться по

поводу сталинского прошлого. И только после этого извлекал на свет

бумажку с подписями граждан в защиту плауна.

- В Шевелевском овраге еще встречаются отдельные экземпляры, а эти

оккупанты из Новой Кирсановки, хотят его засыпать, и устроить на его месте

теннисные корты для олигархов. Вот мы тут, то есть общественность,

собираем, так сказать, подписи в знак протеста.

Теперь у Общественности были три заветные ноты, с помощью

которых он мог сыграть свою любимую пьесу на тему "что было, что будет,

что на сердце лежит" - славное прошлое, убогое настоящее и экология.

Разговорить человека, который попадался на эти приманки, и вызнать всю

его подноготную, для него не составляло труда. Чаще всего в его сети

попадались домашние хозяйки, ну и все, кто не сумел увернуться.

Вполне резонно было бы спросить, зачем Общественности все это

нужно? А нужно это было ему затем, что он готовил революцию в отдельно

взятом населенном пункте и искал соратников.

Он в жизни не видел ни одного олигарха, но ненавидел их всеми

клеточками своего дряхлеющего тела, даже ногтями и волосами, где нет

нервных окончаний, за то, что те разрушили систему, в которой он

чувствовал себя не последним винтиком.

Ему нравилось бывать у людей в домах, смотреть, как они живут, пить

чай, вести неспешную беседу. Но никто уже давно не приглашал к себе, и

тогда ему пришло в голову собирать подписи под коллективными

ходатайствами и жалобами. Причем на каждого подписанта или отказника он

вел досье, на тот случай, если все еще вернется на круги своя.

В первый раз Общественность заявился к Будылину, когда тот приехал

на дачу после того, как отец вручил ему ключи и сказал: "Владей, только не

сожги дом, когда повезешь туда своих киношников".

Тогда Общественность написал про Будылина в амбарной книге

аккуратным подчерком хозяйственника: "Сынок дантиста типичный стиляга,

и прожигатель жизни, курит сигары, в общем, плесень, но воспитанная -

угощал индийским чаем со слоном и вафлями "Красный Октябрь". К

советской власти относится критически, а от перестройки ссыт кипятком.

Подписал бумагу, даже не прочитав, что там написано. Поглядим, голубчик,

как ты запоешь, когда тебя жареный петух в жопу клюнет".

Второй раз Общественность пришел в самый неподходящий момент,

когда Будылин привез на дачу свою любовницу Киру. Другой бы вытолкал

старика взашей, а этот назвал его аксакалом, усадил за стол, заставил бабу

налить гостю водки в узбекскую пиалу, угощать халвой и при этом

прикрывать лицо газовым платком, как бай какой-нибудь. Девка, чернявая

такая, смеялась, но все делала, как он говорил. А тот совсем сдурел: положил

на пол подушки, сам уселся по-турецки, усадил гостя, и в таком смешном

положении слушал, как супостаты обносят стеной вековой сосновый бор,

чтобы понастроить там свои коттеджи.

После этого визита в амбарной книге Общественности появилась еще

одна запись: "Шут гороховый, разыгрывал из себя нефтяного шейха. А баба

его ему подыгрывала, но при этом смотрела волчицей. Такой палец в рот не

клади. Жидовка наверно или армянка, уж они своего не упустят".

Уполномоченный ошибался, Кира не была ни еврейкой, ни армянкой,

она была дочерью русской женщины, попавшей в Среднюю Азию во время

эвакуации, да так и застрявшей там навечно, и неизвестного отца. Жгучие

черные глаза и сросшиеся брови говорили о том, что в жилах Киры,

несомненно, текла азиатская кровь, но она это решительно отрицала и, в знак

своего русского происхождения, носила на шее православный крест. Она

никогда никому не рассказывала, что в детстве ее звали Ширин, а в русской

школе, где она училась, одноклассники дразнили ее Ширинкой, и, что,

прежде чем навсегда покинуть свой родной кишлак, она заплатила тысячу

рублей начальнику милиции, за то, чтобы он выдал ей паспорт на имя Киры.

Там, в Азии, она кем только ни была: сначала швеей на фабрике, потом

горничной в гостинице, билетершей в областном театре и, наконец,

ассистенткой режиссера на республиканской киностудии.

Однажды бывший секретарь горкома комсомола Бахрам, а ныне

оптовый торговец луком, предложил ей проехаться с ним в Москву поиграть

в казино. Кира тут же согласилась.

В столице Бахрам остановился у своего родственника Файзуллы. Этот

Файзулла раньше жил тем, что скупал ковры, фарфор, телевизоры,

холодильники и другие товары, с которыми в Азии было туго, и втридорога

перепродавал землякам, а теперь занимался легализацией таджикских

рабочих. Ему было лет шестьдесят, и он считался, даже по азиатским меркам,

человеком зажиточным.

Пока Бахрам спускал в казино пачки денег, Кира сумела настолько

вскружить голову аксакалу, что тот пожелал оставить ее при себе. Бахрам не

возражал. Он, как хорошо воспитанный азиатский юноша, умел уважать

седины и чтил родственные связи. К тому же он проигрался настолько, что у

него уже не было денег на обратную дорогу для двоих.

Первое время Файзулла гоголем ходил вокруг Киры, он был готов

выполнить любое ее желание, и она этим охотно пользовалась. За какой-то

месяц она стала обладательницей каракулевой шубки, лисьей шапки, сережек

с бирюзой и трех золотых колец с симпатичными камешками. Признательная

девушка спала с хозяином, готовила ему плов и не совала нос в его дела.

Казалось бы, что еще аксакалу надо. И действительно, Файзулла был