Lib.ru/Современная литература: Евпланов Андрей Яковлевич. Коллекционер

прижмут - смоется за границу. Нет, какой он боец...

- Ну, а Валерка из соседнего подъезда?

- Несчастный парень, жалко мне его, совсем спился. Как увижу его, так

плакать хочется. Не работает, не учится. Все, что было в доме, спустил,

теперь вот хочет продать квартиру. А все водка проклятая. Ох, скольких

моих сынов она сгубила... Не место ему в армии, Николай. Что с него,

болезного, взять...

- Ладно, а Генка из дома напротив?

- Знаешь, как говориться, в семье не без урода. Он ведь вор, только и

думает о том, как что-нибудь прибрать к рукам. Раз сойдет, второй, а там

попадется, и пойдет по тюрьмам. Отрезанный он ломоть, - сказала Родина-

Мать и смахнула рукой слезу. - Так что, сам понимаешь, некому кроме тебя

выполнить сыновний долг. Ты парень скромный, честный, русский насквозь,

родители у тебя бедные, имеешь первый разряд по стрельбе из винтовки по

движущимся мишеням. Так что кому как не тебе...

- Ну, что ж, - вздохнул Колян, достал рюкзак, и стал укладывать в него

вещи, - видно моя судьба такая.

Пошел он в армию, а тут вскоре и война подвернулась, чукотский

десант высадился в Якутии. Ну, как можно равнодушно на это взирать?..

В первом же бою Коляна ранило в ногу. В госпиталь попал только на

третий день, потому что не было вертолета, всю технику перебросили на

перевозку депутатской комиссии из Москвы.

Выжить Колян выжил, но охромел. Вернулся домой, лежит на койке, и

думает горькую думу - как жить теперь ему, инвалиду. Никому он не нужен,

всеми покинут и ни одна живая душа к нему не наведается, чтобы спросить:

"Ну, как ты тут?"

Но вот однажды в его дверь кто-то позвонил. Звонок был знакомый

такой, хозяйский. Колян поковылял в прихожую, открыл, а там Родина-Мать

все в том же платке и с тем же суровым лицом. В руке у нее авоська, а там

буханка черного хлеба, бутылка водки и большой конверт.

- Спасибо, - говорит с порога. - Ты, Николай, выполнил свой сыновний

долг.

- Да вы проходите, мама, в комнату, - отвечает Колян, а сам на

бутылку поглядывает.

- Некогда мне рассиживаться, сынок. Надо еще к Валерию зайти. Вот

несу ему опохмелиться. Как подумаю о нем, так сердце и захолонет, уже до

чертиков допился, ума не приложу, что с ним делать? А потом в тюрьму к

Геннадию, вот пайку черного надо передать. Правду люди говорят, сколько

веревочке ни виться, а конец все равно придет: ограбил сберкассу - дали пять

лет. Теперь вся надежда на амнистию. Так я пошла. Да, совсем забыла, это

тебе, - она протянула Коляну конверт и ушла.

Конверт был пухлый, и Колян подумал, что можно будет справить

теплую куртку и еще на сапоги останется. Он сел за стол, и не спеша, вскрыл

конверт. В нем была одна, сложенная вдвое официальная бумага и еще

короткая записка. Бумага оказалась почетной грамотой за заслуги перед

Родиной-Матерью. А в записке говорилось, чтобы Колян не спешил вешать

грамоту на стену, пока политики не выяснят окончательно справедливой или

несправедливой была война.

Родина-Мать к нему больше не являлась, зато как-то зашел товарищ по

стрелковой секции Талалай, покрутил носом, поморщился.

- Гниешь?

- А тебе-то что?

- Хочу предложить работу.

- Я инвалид, практически без ног.

- В курьерах у нас надобности нет, а вот хорошие стрелки нам нужны.

Весь облик Талалая не оставлял сомнений в том, что он служил в

охране какого-нибудь босса, возможно даже криминального авторитета:

короткая стрижка, черное кашемировое пальто до пят, белая рубашка с

галстуком...

- Киллеров вербуешь?

- Ой, не люблю я этих иностранных слов, скажи лучше "санитаров

общества". Разве тебе никогда не хотелось отомстить за себя. Разве тебе не

приходило в голову, что тот, кто засунул тебя в мясорубку нажил на этом

хорошие бабки, и бросил тебя гнить в этой сраной норе.

- Нет, тут скорее замешана женщина.

- Ну, как знаешь, а то звони, работа не пыльная, а деньги можно

заработать хорошие, сразу тачку себе купишь. Я тебе тут на всякий случай

оставлю свою визитку.

Талалай больше не приходил, и вообще никто не приходил. Целыми

днями Колян лежал на кушетке, слушал радио "Шансон", и смолил одну

папиросу за другой. Из дома он выходил только затем, чтобы купить хлеба,

колбасы и бутылку паленой водки.

И вот тогда-то к нему опять пришла Родина-Мать. Вид у нее был,

прямо скажем, не ахти. Несмотря на жаркую погоду, она была все в той же

телогрейке, но платок болтался у нее на шее. От ее волос, собранных сзади в

старомодный пучок, исходил запах горя, в глазах застыла растерянность,

тонкие губы совсем выцвели, зато щеки пылали болезненным румянцем.

- Что с вами, мама? - опешил Колян.

- Враги одолевают, сынок. Все продают, негодяи - недра, леса, воды,

честь и совесть, святыни и те пустили в оборот. Скажи, пожалуйста, можно у

тебя пожить, пока верные сыны не придут нам на помощь.

- Конечно, мама, только будет ли вам у меня удобно, ведь тут так тесно

и убого, что мне самому противно. Почему бы вам ни пожить пока у Димона

или у Левы? Живут они богато, квартиры у них, говорят, шикарные с

каминами и фонтанами, с прислугой, там вам ни в чем отказа не будет, ведь

принимать у себя Родину-Мать большая честь.

- Ничего-то ты не понимаешь, сынок, видно жизнь тебя ничему не

научила. Да из-за таких, как они, я и вынуждена скитаться по углам. Они

забрали у меня все, и детей моих возлюбленных обрекли на нищету и позор.

Кто-то скитается по помойкам, кто-то совсем спился от обиды и бессилия,

кто-то сидит в тюрьме, а кто-то пошел в холуи, и лижет им задницу за

подачки с барского стола, и некому заступиться за меня и за них. Валерий

допился до чертиков, Геннадий тянет второй срок, а ты, бедолага, какой из

тебя теперь защитник.

Мать-Родина села на колянову койку, и, обхватив голову руками,

запричитала как простая баба: "Ой, да что же это делается-то, да за что ж мне

такие муки...".

Постойте, мама, не убивайтесь так, может, и я еще кое на что сгожусь,

- сказал Колян, поковылял в прихожую и достал из куртки визитку

Талалая.

Вот уже две недели Будылин не был на даче, работа над американским

проектом затянула его. Центральный офис компании "Энджи-кола"

неожиданно легко утвердил его вариант рекламной кампании и сценарий

ролика, и даже к кандидату на роль Иисуса претензий не было. Спросили

только, что он за человек и откуда, а когда узнали, что это не актер, а просто

бывший детдомовец, сразу одобрили. Мало того, они согласились увеличить

бюджет кампании до 300 тысяч долларов.

Теперь с утра до вечера Будылин и Пол ездили по рекламным

компаниям, дизайнерским конторам, типографиям и киностудиям, искали,