Lib.ru/Современная литература: Евпланов Андрей Яковлевич. Коллекционер

прослезился, когда увидел Будылина. С неожиданной для своих лет

резвостью он подбежал к нему, пожал руку, и закричал визгливым

старческим голосом.

- Товарищи, не бздим, отстоим нашу землю-кормилицу! Передовая

интеллигенция с нами! - он явно хотел вдохновить свое племя на

решительные действия, но никто из аборигенов и не думал бросаться грудью

на бульдозер.

Пятеро помятых, явно с бодуна, мужиков, готовых отступиться от

земли-кормилицы за стакан водки, недружно крикнули "Ура!", как будто

отмахнулись от назойливой мухи, и продолжили с интересом наблюдать, как

безжалостная машина уничтожает их убогую собственность.

- Забитый народ, - вздохнул Общественность, - о них ноги вытирают, а

им хоть бы что. А вы, извиняюсь, как тут оказались, листовку прочли или

как?

- Кто-то кричал.

- Надо кричать во весь голос, бить в колокола, иначе нас сотрут в

порошок и развеют по ветру. Только вот кричать некому. Вы, то есть,

творческая интеллигенция привыкли кормиться объедками с барского стола.

Вам, извиняюсь ссы в глаза - вы скажете - божья роса.

Общественность был по-стариковски неделикатен и бесстыден в

выражениях. Но Будылина это совершенно не задевало, поскольку он не

относил себя к творческой интеллигенции.

Его разбирал смех - выползти ночью из теплой постели, мчаться по

поселку в шлепанцах на босу ногу два километра, и все только для того,

чтобы участвовать в акции протеста, организованной сумасшедшим

стариком - более нелепую ситуацию трудно себе представить. Нет, тут еще

надо подумать, кто более сумасшедший, он или Общественность. Он уж

собрался домой, и тут услышал, нет, даже не услышал, а почувствовал, что

кто-то позвал его о стороны поселка.

- Вы знаете предпринимателя Солдатова? - спросил Будылин у

Общественности, чтобы стряхнуть с себя наваждение. - Вы должны его

знать, вы же всех тут знаете.

- Это, которого убили у Ладошкиных, как не знать, эта сволочь

построила хоромы на месте захоронения племени меря шестого века. Я и в

Общество охраны памятников писал и в исполком, и пикет устраивал -

ничего не помогло - он подлюга всех купил.

- Так вы знаете, где он живет?

- А как же, и вот что я вам скажу, после смерти хозяина, там

происходят странные вещи: охрана снята, проходная закрыта снаружи на

висячий звонок, а в доме кто-то есть.

- Вы видели свет, слышали голоса?

- Ничего я не видел и не слышал, а только знаю, что там кто-то есть,

интуиция мне подсказывает, можно сказать, классовое чутье.

- А ваше чутье не подсказывает, что нужно бы еще туда сходить?

- Что прямо сейчас?

- Почему бы и нет, давайте сходим по холодку, пока нас там никто не

ждет, и посмотрим, какое такое привидение там поселилось.

- Да вам бы обувь сменить не мешало, - Общественность то ли с

иронией, то ли с недоверием покосился на шлепанцы Будылина.

- Думаю, хозяева нас простят, что мы так запросто, по-домашнему, мы

ведь не на светский прием собрались, а по-соседски навестить знакомых,

спросить, не нужно ли чем помочь.

Видно было, что Общественности не очень хочется тащиться через

весь поселок на вражескую территорию, но природное любопытство и

неожиданный энтузиазм Будылина сделали свое дело - засунув свой

неизменный портфель под мышку, он не по летам бодро засеменил за своим

спутником.

Светало, и вдруг как по команде в садах загомонили птицы, и крики

петухов пронзали утро тут и там, и Будылин подумал, что хорошо бы вот

сейчас искупаться в старом пруду, сбросить с себя груз, который он сам за

каким-то чертом взвалил себе на плечи, и идти домой досыпать.

Но у Общественности были другие планы, ему непременно захотелось

позавтракать, и не где-нибудь, а в пристанционной забегаловке, с

претенциозным названием "Парадиз", которая открылась всего неделю

назад. Желание это оказалось непреодолимым, просто-таки маниакальным, и

Будылину ничего другого не оставалось, как пойти на уступку своему

сообщнику.

Ресторан "Парадиз", как написано было на вывеске, работал

круглосуточно, но гостей здесь явно не ждали. Общественность долго

колотил ногой в дверь, прежде чем она открылась и явила заспанное лицо

кавказской национальности. Лицо таращило на посетителей маслянистые

глаза, и не могло взять в толк, кто к нему пожаловал в такую рань. Наконец

оно сосредоточилось на Общественности и расцвело в улыбке.

- Сальям, командир! Что не так или просто покушать пришел? Заходи,

сейчас что-нибудь обезобразим.

- Ты, Самед, путаешь слова, - поправил хозяина Общественность, - в

данном случае нужно говорить изобразим.

Столы в комнате, куда хозяин пригласил посетителей, были сдвинуты в

угол, а посредине стояли две раскладушки. На одной спала женщина с

ребенком, на другой парнишка.

Хозяин что-то крикнул им на своем языке, и они быстро убрались

вместе с раскладушками. Через несколько минут парнишка, уже умытый и

причесанный накрывал стол белоснежной скатертью.

- Что кушать будете? - грустно спросил хозяин. - Яичницу можно

обезобразить, сосиски... Знаете один наш человек поехал за границу, и там в

ресторане ему подали очень вкусное блюдо. Он спрашивает: "Как

называется, слушай? Я поеду к себе в Баку, такое же закажу, чтобы друзей

угостить". Официант говорит - миноги называется, дорогой - ми-ноги. Если

забудешь, вспоминай так: первая часть слова - это нота, а вторая - самое

прекрасное, что есть у женщины. Человек вернулся в Баку, пригласил друзей

в ресторан, хотел заказать блюдо и, конечно, забыл как оно называется.

Знаешь, говорит официанту, принеси мне то, что состоит из ноты и самого

прекрасного, что есть у женщины. Тот сказал - хорошо, и принес ему

сисиськи.

Хозяину хотелось казаться веселым и гостеприимным, но весь его вид

говорил о том, что ему осточертели халявщики, особенно старые

бесстыдники и люди в шлепанцах.

Человек в домашних тапочках, однако, есть не стал, за кофе заплатил, а

старик ограничился бесплатной яичницей и чаем.

- Ты, Самед, запомни, если какой произвол со стороны властей, я тебя

всегда выслушаю, - официальным тоном заявил Общественность. - Пусть не

думают кровососы, что на них нет управы в этом антинародном государстве.

Мы им жопу-то надерем за милую душу.

- Что же вы, такой бескомпромиссный борец за справедливость, а

пользуетесь, можно сказать, своим служебным положением в личных целях, -

попытался усовестить старика Будылин.

Но тот был непробиваем:

- Во-первых, я лицо не официальное, а, стало быть, не могу

злоупотреблять служебным положением. Во-вторых, не гуманно отказывать