Lib.ru/Современная литература: Евпланов Андрей Яковлевич. Коллекционер

госучреждениях, преподают в вузах, занимаются бизнесом и даже заседают в

парламенте. Пожалуй, без раввина тут действительно не разобраться.

Раввинов в колоде Будылина-старшего было сразу три, и все из

конкурирующих организаций. Будылин-младший выбрал Фиму Блюма.

До того, как стать раввином Фима успел окончить стоматологический

техникум, поработать под началом Будылина-старшего, пережить смерть

родителей, побыть совладельцем рекламно-издательского дома "Юнион",

заработать кучу денег на брошюрах по половому воспитанию школьников и

в одночасье оказаться банкротом без гроша на пропитание. В общем, бросало

его по жизни, как лодку в бурном море, и все из-за того, что он не мог просто

сказать людям "нет".

Взять хотя бы стоматологический техникум... Туда он поступил,

потому что так хотела мама, которая считала, что времена меняются, а зубы

болят всегда.

От армии Фима, конечно, мог откосить по причине близорукости,

косолапости и мало ли чего еще, но не откосил, потому что без армии

поступить на юрфак было практически невозможно. А этого так хотел папа,

который спал и видел своего сына преуспевающим адвокатом.

Залезть в бизнес его уговорил институтский товарищ. Он же настоял на

том, чтобы все заработанные деньги под сумасшедшие проценты

помещались в банк "Универсал". Банк лопнул, и Фиме пришлось расстаться

с трехкомнатной квартирой на Солянке и переехать в медведковскую

хрущевку. Он уж было, собрался опять податься в стоматологию, но тут к

нему из Харькова приехала тетя Роза Марковна, приехала, чтобы

выхлопотать себе российскую пенсию, потому что украинской ей не хватало

на жизнь, да так и застряла у Фимы в Медведково.

- Вы знаете, - сказала она как-то племяннику, - ваш дед всегда мечтал,

чтобы кто-то в его семье стал раввином. Мы решили, что им будете вы.

- Ну почему именно я, меня никогда не интересовала религия.

- Зато Борю интересовала, знаете Борю, сына Фиры Блюм? Он окончил

хедер, и собирался поступать в иешиву, но тут у него вдруг проявился талант

гитариста, и теперь он выступает в рок-группе "Выше крыши". Ленчик, ваш

двоюродный племянник увлекся химией, и уже защитил кандидатскую

диссертацию. У Ильи, вы его не знаете, но поверьте мне, способности

бизнесмена - это будет второй Абрамович, вы бы видели, как он считает

деньги... Так что мы решили, что в Америку поедете вы.

- Кто решил? Почему я? Почему в Америку?

- Все родственники так решили, потому что кроме вас некому, раз Боря

стал музыкантом, и ему теперь не нужна стипендия, которую выделила

община в Чикаго, чтобы он выучился на раввина.

- Но ведь стипендию дают ему, а не мне.

- Какая разница, у вас одна фамилия. Не упирайтесь, не выучитесь на

ребе, так посмотрите мир. А я тут постерегу вашу квартиру, кто его знает,

сколько времени понадобиться этим бюрократам, чтобы оформить мне

российскую пенсию.

Уж чего чего, а посмотреть мир Фиме всегда хотелось, и потом он же

был свободен, как лист, сорванный ветром. Находится в свободном полете,

было приятно, но, в конце концов, листу приходится приземляться, и

хорошо, если не в грязь.

В Америке Фиме пришлось не больно сладко, стипендии едва хватало

на питание. Чтобы сходить в кино или съесть пирожное в кафе, ему

приходилось по вечерам подрабатывать в пиццерии у итальянца Джакомо.

Но Фима не жаловался, да и жаловаться было некому. Учеба давалась ему

легко, видимо, сказывалось родство с неведомым Борей из Харькова, и он

быстро освоил все, что на первых прах должен знать раввин.

В Москве его ждала приятная неожиданность, интерес к еврейской

жизни расцвел пышным цветом, даже те, кто когда-то скрывал свою

принадлежность к избранному народу, теперь стремились узнать как можно

больше о своей истории и религии, воспитывать детей в еврейском духе. На

окраине города построили новую синагогу, и вскоре Фиму выбрали ее

раввином. Прихожанам льстило иметь молодого ребе из самой Америки.

Фима оказался хорошим пастырем, он умел утешить людей, вселить в

них надежду и никому не отказывал в помощи, за что прихожане за глаза

называли его "Шоколадное сердце".

Вот к этому Фиме и явился Будылин, предварительно договорившись о

встрече по телефону.

Кто-то сказал ему, что в доме ребе надо быть в головном уборе и

Будылин захватил с собой бейсболку. Квартирка у ребе Фимы была тесная,

окна выходили, на юг, и от них исходил жар как от плиты, в бейсболке

Будылину было лихо, глаза щипало от пота.

- Можно снять головной убор? - Спросил он хозяина. - Я же все-таки не

иудей.

- Конечно можно, - почти радостным тоном ответил ребе, - но лучше

оставить.

Будылин оставил. Чувствовалось какое-то напряжение, ребе изо всех

сил показывал свое расположение к гостю, гость демонстрировал симпатию к

хозяину. Получалось ненатурально, как на дипломатическом приеме, и от

этого каждый чувствовал неловкость.

Разговор вертелся вокруг здоровья Будылина-отца, погоды и рекламы

на телевидении. Фиме все очень нравилось, Будылину - не очень, и еще эта

дурацкая бейсболка...

Но тут пришла Роза Марковна и позвала всех пить чай. Ах, что за

штрудель, она испекла к чаю, а хворост, а вишневое варенье... Будылин

уплетал еврейские цимесы, рассыпался в комплиментах кулинарному

искусству хозяйки, и даже забыл о том, зачем сюда пожаловал.

Но Роза Марковна прервала эту эйфорию:

- Вы, конечно, пришли побеседовать с ребом с глазу на глаз, а тут

старая женщина пристает со своими глупыми пирогами. Не стесняйтесь,

говорите о чем хотели, пока я убираю со стола и мою посуду, и снимите вашу

шапку пока вас не хватил удар.

- Я, собственно, хотел поговорить о своем друге, - воспользовался

моментом Будылин.

- О своем еврейском друге, вы хотите сказать, - уточнила Роза

Марковна, это я к тому, что иначе, зачем вам было приходить сюда.

- Вот этого мы не знаем, ни я, ни он.

- Скажите хотя бы как его фамилия, - спросил Фима.

- Его фамилия не имеет никакого отношения к его происхождению,

фамилию ему дали в детском доме, а своих родителей он не знает, возможно,

его потеряли.

- Всякое в этой жизни бывает, - развел руками Фима, как будто хотел

показать, насколько широко наш мир открыт для всякого рода

непредсказуемостей, - но на каком основании вы все-таки полагаете, что ваш

друг иудей?

- Во-первых, он обрезан... - начал Будылин.

- Во вторых обрезать уже нельзя, - рассмеялся ребе. - Расскажите мне о

нем.

Будылин начал со случая на дороге и закончил последним разговором

со следователем. Фима слушал очень внимательно, Роза Марковна даже