Лорена Доттай - Большие надежды

Стрелка часов приближалась к четырем… Неумолимо… время летело неумолимо… Вот, инвалидную душу Муза не желала посещать. Пройдет довольно долгое время, пока она навестит… а пока что были другие заботы – не творчество. Сидишь старом кресле, смотришь прямо перед собой и собираешь все свое мужество в кулак.

Ах! если бы можно было перескочить этот день! Проснуться, и все в прошлом. Ну, если не все, то хотя бы самые-самые гадкие вещи. Да, для того чтобы писать и творить, нужно иметь мужество.

Нужно иметь мужество, чтоб говорить в своих книгах то, что думаешь, в чем убеждена, и ради чего готова держать ответ перед людьми. Нужно иметь мужество, чтоб признавать ошибки, – а ошибки будут неизбежно, ведь мы растем вместе со своими героями и книгами. Мы не стоим на месте. Мнение может со временем измениться. Это не означает, что предаем Истину, нет. Не предаем Истину и не предаем саму себя. Переживаем новый виток развития, жизнь постоянно в движении, динамике. Такова жизнь писательницы. Такова жизнь героини. Нам интересны герои потому, что их жизнь и характер прошли процесс трансформации, и нам интересно наблюдать этот процесс, именно он увлекает нас и заставляет просидеть полночи за книжкой. И мы не жалеем об этом.

В хорошей книге происходит нечто необыкновенное – на наших глазах правда не только побеждает, она очищает и облагораживает, и это не сказка. Это закон жизни, и он распространяется на жизнь писательницы. Написание книги преображает и вдохновляет. Писательство требует от нас отдачи. Ничего не остается другого, как отдаться.

Домашние отреагировали. Реакция была вполне предсказуемой: «Два года без отпуска, потому что экономили! И теперь – два года, потому что деньги „сгорели“!» Деньги сгорели в буквальном и переносном смысле. «Ты выдавишь из них деньги! – такое не оставляют просто так! У нас нет возможности „дарить“ такие суммы!» – Слыша это, качаем головой, и непонятно, соглашаемся ли, или пытаемся возразить… хотя для возражений момент совсем неподходящий.

Спряталась на кухне, делала вид, что занята домашней работой, на самом деле, чтоб уединиться для внутреннего диалога. Разговаривала сама с собой, вместо того, чтобы разговаривать с домашними. Говорила мысленно: я не рекетир, чтобы «выдавливать» из кого-то деньги, даже если и свои. Нет, это совсем не в моей природе – совершать над кем-то насилие. Насилие можно совершать только виртуально: в своем романе или коротких историях. Но там насилие служило замыслу и потом, добро в конце концов торжествовало. Добро побеждало. И тогда читатель был удовлетворен: не зря же он страдал вместе с героем, его надежда на светлое и справедливое в жизни была реализована, и чувства удовлетворены.

Ну, да, «размазня», бьют по одной щеке, подставляешь другую. «Ты не любишь себя!» – говорили домашние. В своем внутреннем кухонном диалоге спорила: «Я люблю не себя, а Литературу… и я не рекетир, а… писательница… это разные вещи…» Как чисто в этот раз была убрана кухня… а ведь в периоды творческой эйфории кухня была запущена.

Наутро поднимаешься с постели, когда домашние уже разошлись, и это хорошо: не нужно смотреть им в глаза. В старом халате, с запущенным видом, появляешься на кухне, заглядываешь в холодильник: банка с ванильным пудингом… замечательно… шоколадный пудинг был съеден домашними на завтрак, а его любимый – ванильный – оставили ему. Вероятно, на него больше не сердятся… Четыре года без отпуска… Дети вырастают без отпуска… без моря, без песка, без яркого неба, как было в детстве родителей.

Чувство вины снова начало грызть, и трудно отмахнуться от него… что делать в этот день? Из кухни направляешься к книжным полкам, что делать в этот день? – почитать классиков, позавидовать им или просто забыться в их виртуальных мирах?

Нет, завидовать нечему, – потому что знаешь, какой это зверский труд – написать тома всех этих «избранных сочинений», а за сочинениями – выстроились не очень счастливые судьбы, не очень крепкое здоровье, не очень удачные браки, или хуже того – одиночество и в юности, и в старости, безденежье, поражения и злобная критика.

Нечему было завидовать, это прекрасно понимаешь и не завидуешь. Скорее найти утешение у тех, кто понимал гораздо лучше, чем домашние. Вот они – родные – стоят молчаливо. И они не осуждают его, нет, совсем нет: ради Нее они пожертвовали гораздо большим, чем отпуск и каникулярная радость детей. Протягиваешь руку к первой попавшейся книге и открываешь ее на первой попавшейся странице – так можно использовать книги иногда в качестве оракула. И читаешь на странице следующее:

«Если мы забываем об осторожности, нас засасывает это отрицательное существование. Оно становится для нас замкнутым кругом. Как разорвать этот замкнутый круг?..» 1 1 Муата Эшби. Египетская Йога. «София» 2008, стр. 243

На самом деле эта фраза не придала мужества, она лишь подтвердила то состояние, в которое попала. Как разорвать этом замкнутый круг? Находясь в бездействии, круг не разорвать, но и дейстововать в этот момент не в состоянии. Хотелось включить телевизор, лечь на диван и смотреть сериалы, все подряд – в течение дня.

Но и это было сложновато: давно уже не смотрела телевизор и понятия не имела по каким каналам какие сериалы показывали, потыкала на кнопки, переключая каналы, но нашло почти физические отвращение от низкопробных шоу и всех этих виртуальных страстей, что там показывали. Хватило на двадцать минут.

Надеваешь куртку прямо на старый любимый халат и выходишь в садик за домом. Там стоит тишина, только птицы щебечут. Долго стоишь, прислушиваясь к щебету птиц, закинув голову, глядя в голубое небо. Небо и его безграничность успокаивают. Примиряют. Наступает весна. Ее проявления еще мало ощутимы, возможно, воздух начал по-другому пахнуть, возможно, небо становится голубее, чем зимой, ветерок – более ласковый. Что-то не так в природе, что-то по-другому, не так, как прежде. Природа оживает, она готовится к возрождению.

Возвращаешься домой, потому что становится зябко на улице. Углубляешься в любимую книгу до четырех часов дня. А вечером никто больше не упрекает, не задает вопросов о книге, об отпуске в этом году. Все согласны. Это молчаливое согласие-поддержка: писатель – не рекетир. Творческий человек, ранимый, непредсказуемый, иногда бесшабашный и безалаберный. Это его природа. Природу невозможно изменить, ее можно только сломать. А в такое время и без упреков можно быть надломленным.

Главная мысль этого времени была: как жить с поражением?

Со временем – а мыслительная деятельность – это важная черта пишущих людей, и она не оставляла ни на минуту, – стало понятно, что поражения существуют до тех пор, пока к происходящему относишься как к поражению. В каком-то смысле это был вопрос интерпретации и оценки: как оцениваешь свое существование и результаты своей деятельности.