Мигене Гонсалес-Уипплер - Что происходит после смерти [Научные и личные свидетельства о жизни после смерти]

Но Дарий все еще был на свободе, и поэтому я не мог претендовать ни на его трон, ни на его корону. Зная об обширности его империи и богатстве земель, которые он контролировал, я решил продолжить преследование. Но прежде я должен был убедиться, что моему собственному трону в Македонии не грозит опасность. Для этого я начал атаку на Тир, крупный укрепленный город в Финикии, который был главным центром торговли в Средиземноморье. Если я захвачу Тир, то смогу контролировать все Средиземноморское побережье и, соответственно, отражать любые атаки на Грецию.

Я начал подступаться к Тиру, пуская в ход дипломатические приемы. Я отправил эмиссаров мира к командующему их гарнизона, предлагая им присоединиться ко мне, избежав таким образом кровопролития. Но руководители Тира были уверены, что стены их города неприступны. Их ответом мне было убийство моих эмиссаров, чьи тела они вышвырнули за крепостной вал.

Я понял их ответ и приготовился к сражению. Чтобы пробить городские стены, мне нужны были катапульты и стенобитные орудия, но фундамент стен уходил глубоко в воду, а использование катапульт требовало твердой почвы.

Это явное осложнение не поколебало мою решимость завоевать Тир. Если требуется твердое основание для катапульт, то я создам это твердое основание. Я незамедлительно созвал генералов и сообщил им свой план. Мы должны были построить дорогу через воды, с которой и будем атаковать Тир. Этот претенциозный и трудный план сразу же начали претворять в жизнь. Возведение дороги заняло шесть месяцев, в течение которых мои войска выдерживали с несгибаемой стойкостью постоянный град камней и других метательных снарядов, сбрасываемых на них финикийцами, которые хорошо понимали, что означает эта дорога.

В тот самый день, когда строительство дороги было завершено, мы установили катапульты и, используя стенобитные орудия, быстро завоевали гордую царицу Средиземноморья. То, чего Навуходоносор, великий вавилонский царь, не сумел осуществить в свое время, достиг я при помощи упорства и сообразительности. Берег Средиземного моря стал моим. Я исполнил мечту своего отца.

Когда Дарий, который все еще прятался, услышал об этом новом триумфе, он сразу же написал мне послание, предлагая взять западную часть его империи, десять тысяч талантов и руку одной из его дочерей. Джеремия позже сказал мне, что если бы я принял это предложение, то в Персии закрепилась бы эллинская культура. Но послание Дария вызвало у меня лишь смех, и я презрительно отверг его.

Между тем я действительно распространял искусство, философию и великую культуру моей родной земли в остальных регионах древнего мира, откуда затем это проникло в Рим и в другие страны мира.

Из Тира я отправился в Египет, который покорил без особого труда. Египтяне встретили меня с распростертыми объятиями и признали не только фараоном, но даже объявили живым богом. Это меня не удивило. Моя мать всегда говорила мне, что не Филипп Македонский, а один из богов Олимпа породил меня. Я был очень щедр с египтянами, укрепив их города, решив проблемы с наводнениями и ирригацией и позволив им поклоняться их древним богам. Более того, я объявил, что их бог Аммон — это тот же Зевс, верховный бог греков. Если есть Творец, говорил я им — а это вне всякого сомнения, — то может быть лишь один бог, и у Него может быть много имен. Этим заявлением я завоевал себе вечную любовь и почитание египтян.

Но самым важным из всего, что я сделал в Египте, было основание Александрии. Поскольку город носил мое имя, я должен был сделать его самым прекрасным и богатым городом мира. Александрия была одним из семидесяти городов, названных в мою честь, но только он до сих пор существует на Терре. Это был первый абсолютно современный город, в котором широкие улицы пересекались более узкими. Вскоре роль главного торгового центра Средиземноморья вместо Тира взяла на себя Александрия. Она быстро превратилась в самый интернациональный город своего времени. В ее порты заходили суда греков, персов, индийцев, евреев и прочих народов.

Дарий снова написал мне. На этот раз он предлагал мне двадцать тысяч золотых талантов. Я опять отказался и вовлек его еще в одно сражение. На этот раз мы встретились при Гавгамелах, где я снова одержал победу, а Дарию во второй раз удалось скрыться с поля битвы.

Следующий поход я предпринял против Вавилона. Он завершился быстро и победоносно. Несколько месяцев я отдыхал у Висячих Садов Навуходоносора со своими друзьями Клитом и Гефастом, а также с остальными воинами. После Вавилона я завоевал Сузы и Персеполь, столицу Персидской империи. Эти победы принесли мне около двух сотен золотых талантов.

Персеполь был для персов тем же самым, что для евреев Иерусалим, а для мусульман Мекка. Он был священным городом империи Дария. Чтобы персы и их беглый царь поняли, что империи больше не существует, я приказал своим людям разграбить и до основания разрушить город. Затем я сжег царский дворец и велел построить на его месте свой собственный. Я бы никогда не стал спать под крышей своего врага.

Дарий продолжал уклоняться от столкновения со мной, и я решил, что пора с этим покончить. В конце концов я загнал его в маленький городок Экбатану в Курдских горах. Но и там Дарий ускользнул от меня. Прежде чем я смог добраться до него, Бесс, один из его генералов, убил его. Когда я наконец оказался перед телом Дария, то прикрыл его своим плащом и отправил его матери для захоронения.

Вскоре этот самый Бесс возымел наглость объявить себя Артаксерксом IV, царем Персии, что позабавило бы меня, если бы я не спешил закончить эту кампанию. Я отложил свой очередной поход и настиг его. Отрубив ему по персидскому обычаю губы и уши, я отправил его в Экбатану, где он должен был предстать перед судом за измену. Персы и мидийцы сочли его виновным и приговорили к четвертованию.

После смерти Дария я решил отправиться в Иран, который также полностью подчинил своей власти. Вскоре после этого я женился на молодой принцессе Бактрии по имени Роксана. Я не любил ее; наш брак был политическим маневром, служившим примирительным жестом для ее отца и народа. Кроме того, мне нужен был наследник, и я знал, что брак с персиянкой усилит поддержку персов.

Мои войска и друзья неодобрительно отнеслись к браку с Роксаной. Им казалось, что я все больше и больше попадаю под влияние восточной культуры и забываю свои греческие корни. Постепенно, шаг за шагом, я отдалился от своих друзей и сторонников. Я даже начал сомневаться в верности моего окружения и был уверен, что кто-то замышляет убить меня.

Мои подозрения и страхи усиливались с каждым днем и в конце концов обратились против сына моего старейшего и самого верного генерала Парменио. Чтобы предотвратить этот воображаемый заговор, я приказал убить юношу. Не успокоенный этим убийством, я также приказал убить его отца, опасаясь мести. Парменио было больше семидесяти, и он был самым прославленным из моих генералов. Мои люди так никогда и не простили мне его смерти.