Карлос Кастанеда - Путешествие в Икстлан [Альтернативный перевод]

Дон Хуан мягко напомнил мне о том, что я должен полностью погрузиться в ощущение парения.

Успокаивающее чувство умиротворенности и полноты, которое я испытывал на этом таинственном месте, пробудило эмоции, скрытые где-то в глубинах моего существа. Я заговорил о своей жизни. Я покаялся, что никогда не уважал и не любил никого, даже самого себя, и что всегда чувствовал, что был от рождения порочен. Отсюда налет бравады и дерзости в моем отношении ко всем окружающим.

— Верно, — согласился дон Хуан. — Ты совсем себя не любишь.

Он усмехнулся и сообщил, что «видел» меня в то время, когда я говорил. Он посоветовал не сожалеть ни о чем когда-либо сделанном, потому что рассматривать свои действия как низкие, подлые, отвратительные или порочные — значит придавать себе неоправданную значительность.

Я нервно задвигался, и постель из веток и листьев зашуршала. Дон Хуан сказал, что если я хочу отдохнуть, то должен лежать абсолютно неподвижно, как он, а не ерзать и не приводить листья своей подстилки в состояние возбуждения. Он сказал, что в своем видении натолкнулся на одно из моих настроений. Он, казалось, некоторое время старался подобрать подходящие слова, а потом сказал, что то настроение, о котором идет речь, было некоторым расположением духа, в которое я постоянно проваливался. Он описал его как дверцу ловушки. Она открывается в самые неожиданные моменты и меня заглатывает.

Я попросил уточнить. Он ответил, что невозможно уточнять то, что «видишь».

Прежде чем я успел произнести что-либо еще, он сказал, что мне нужно расслабиться, но не засыпать. И постараться как можно дольше оставаться в полностью сознательном состоянии. Он объяснил, что «постель из струн» делается исключительно для того, чтобы воин мог войти в особое состояние умиротворенности и внутреннего благополучия.

Драматическим тоном дон Хуан заявил, что внутреннее благополучие — это состояние, которое нужно взлелеять и тщательно за ним ухаживать. Чтобы его искать, необходимо сначала с ним познакомиться.

— Ты никогда не испытывал состояния внутреннего благополучия, поэтому понятия не имеешь, что это такое, — сказал дон Хуан.

Я позволил себе с ним не согласиться. Но он стоял на своем, говоря, что внутреннее благополучие — это достижение, к которому человек должен намеренно стремиться, искать его. Он сказал, что я знал лишь как искать чувство неразберихи, неблагополучия и смятения.

Дон Хуан насмешливо улыбнулся и заверил меня, что для того, чтобы совершить подвиг по превращению себя в несчастное и жалкое существо, я должен был работать исключительно напряженно, и что абсурдным здесь было то, что я никогда не осознавал, что точно так же я мог работать и для того, чтобы сделать себя целостным и сильным.

— Весь фокус в том, на что ориентироваться, — сказал он. — Мы либо сами делаем себя жалкими, либо делаем себя сильными. Объем работы, необходимой и в первом, и во втором случае — один и тот же.

Я закрыл глаза и снова расслабился, почувствовав, что плыву в пространстве. Я даже ощущал свое движение сквозь это пространство, словно я был листом. Ощущение было очень приятным. Однако оно напоминало мне чувство вращения в пространстве, которое я испытывал при головокружениях во время болезни. Я решил, что, наверное, съел что-нибудь не то.

Дон Хуан что-то говорил. Но я не слышал и не особенно напрягался, чтобы услышать. Я пытался перебирать в памяти все, что в тот день ел. Но делал это как-то незаинтересованно. Похоже, для меня это не имело значения.

— Следи за тем, как изменяется солнечный свет, — проговорил дон Хуан.

Чистое звучание его голоса напомнило мне воду — текущую и теплую.

Небо на западе было совершенно безоблачным, а солнечный свет очень эффектным. То, что дон Хуан указал мне на него, делало желтоватое сияние вечера действительно фантастическим.

— Позволь этому сиянию зажечь тебя, — сказал дон Хуан.

— Сегодня, до того, как зайдет солнце, ты должен быть абсолютно спокоен и восстановлен, потому что завтра или послезавтра тебе предстоит учиться неделанию.

— Неделанию чего? — спросил я.

— Сейчас это не важно. Подожди, пока мы доберемся вон до тех лавовых гор.

Он указал на далекие темные и грозные остроконечные пики на севере.

Четверг, 12 апреля 1962

Вечером мы добрались до пустынного плоскогорья, на котором возвышались горы вулканического происхождения. На расстоянии темно-коричневые лавовые горы производили почти зловещее впечатление. Очень низко стоявшее над горизонтом солнце освещало западные склоны застывшей лавы, окрашивая их темно-коричневую поверхность в ослепляющую массу желтых отражений.

Я не мог отвести глаз от этого поистине гипнотизирующего зрелища.

К началу сумерек показались подножия гор. Растительности в высокогорной пустыне почти не было, до самого горизонта повсюду торчали только кактусы и какая-то высокая трава, росшая пучками.

Дон Хуан остановился и сел, аккуратно прислонив к камню тыквенные фляги с провизией. Он сказал, что на этом месте мы устроимся на ночлег. Мы находились на возвышенности. Оттуда, где я стоял, окружающая местность просматривалась довольно далеко во всех направлениях.

День был облачный, и все быстро погружалось в сумерки. Я увлекся созерцанием того, с какой скоростью малиново-пурпурные облака на западе становились равномерно-серыми.

Дон Хуан встал и пошел в сторону кактусов. Когда он вернулся, массив лавовых гор уже превратился в однородный темный силуэт. Дон Хуан сел рядом со мной и обратил мое внимание на что-то, что показалось мне естественным образованием на склонах лавовых гор на северо-востоке от того места, где мы сидели. Это было пятно, значительно более светлое, чем фон. В сумерках горный массив был одноцветным темно-коричневым, а пятно — желтовато-коричневым или темно-бежевым. Я не мог понять, что это такое. Я смотрел на него долго и неотрывно. Казалось, оно шевелилось, я бы даже сказал, что оно пульсировало. Прищурив глаза, я увидел, что оно как трепещет, как будто на ветру.

— Смотри неотрывно! — приказал дон Хуан.

В какой-то момент, после того как я какое-то время удерживал на нем свой пристальный взгляд, я вдруг почувствовал, что весь горный массив двинулся на меня. Этому сопутствовало странное возбуждение под ложечкой. Дискомфорт стал настолько острым, что я встал.

— Сядь! — рявкнул дон Хуан, но я уже стоял на ногах.

Когда я поднялся, перспектива несколько изменилась. Пятно сползло вниз по склону горного массива. Я снова сел, не сводя глаз. Пятно поднялось. Я смотрел на него еще несколько секунд, а потом все стало на свои места. Я осознал, что пятно находится не в горах, а рядом, что это — всего-навсего кусок желтовато-зеленой ткани, висящей на высоком кактусе прямо напротив меня.