Карлос Кастанеда - Путешествие в Икстлан [Альтернативный перевод]

— Это — как болезнь, — сказал я.

— Болезней нет. Есть лишь индульгирование, — спокойно ответил дон Хуан. — И, пытаясь все подряд объяснить, ты лишь потакаешь себе. Объяснения в твоем случае более не нужны.

Я настаивал, утверждая, что могу функционировать только при наличии условий упорядоченности и понимания. Я напомнил ему о тех глубочайших изменениях, которые мне удалось произвести в своем характере за годы нашего с ним общения, равно как и о том, что изменения эти стали возможны исключительно благодаря тому, что мне удавалось находить объяснения, доказывающие их необходимость.

Дон Хуан мягко засмеялся. Потом долго молчал.

— Ты очень умен, — произнес он наконец. — И каждый раз находишь способ возвратиться к исходной точке. Но теперь этому настал конец. Тебе некуда возвращаться. И я больше ничего не намерен тебе объяснять. То, что Хенаро сделал с тобой вчера, было сделано с твоим телом, так что позволь телу самому решать, что есть что.

Дон Хуан говорил по-дружески, но в тоне его сквозила необычная отрешенность, и это заставило меня ощутить неодолимое одиночество. Я сказал дону Хуану, что чувствую печаль. Он улыбнулся, слегка сдавив пальцами мое плечо, и мягко произнес:

— Мы с тобой — существа, уделом которых является смерть. У нас больше нет времени на то, чтобы действовать так, как мы привыкли. Пришло время использовать все то неделание, которому я тебя обучил, и остановить мир.

Он еще раз сжал мою руку. Его прикосновение было твердым и дружеским. Оно словно говорило, что он по-прежнему остается моим другом, заботится и привязан ко мне; но в то же время оно вызвало у меня ощущение непоколебимой цели.

— Это мой жест по отношению к тебе, — сказал он. — Сегодня ты должен отправиться в те дружелюбные горы самостоятельно.

И движением подбородка он указал на далекую горную цепь на юго-востоке.

Он сказал, что там мне предстоит оставаться до тех пор, пока мое тело не скажет мне возвращаться. И тогда я должен вернуться в его дом. Дон Хуан слегка подтолкнул меня к машине, тем самым давая понять, что больше не собирается ни что-либо мне объяснять, ни откладывать выполнение этого решения.

— Что я должен делать в горах? — спросил я.

Он не ответил, а только покачал головой и произнес:

— Довольно этого.

А потом указал пальцем на юго-восток и отрывисто произнес:

— Отправляйся туда.

Мы много раз ездили по этим дорогам. Я ехал сначала — на юг, потом — на восток. Там, где заканчивалась грунтовая дорога, я оставил машину и по знакомой тропе поднялся на высокое плато. У меня не было ни малейшего понятия относительно того, что делать дальше. Я начал петлять в поисках места для отдыха. Вдруг я обратил внимание на маленький участок слева. Видимо, химический состав верхнего слоя почвы там имел какую-то особенность. Однако когда посмотрел туда прямо, не обнаружил никаких отличий. Я остановился от него в нескольких футах и попытался «чувствовать», как всегда рекомендовал дон Хуан.

Я простоял неподвижно почти целый час. Мысли постепенно исчезали, и наконец внутренний разговор с самим собой полностью прекратился. Потом возникло раздражение. Оно, казалось, было в моем животе и становилось более острым, когда я поворачивался лицом прямо к тому участку, который пытался почувствовать. Появилось ощущение какого-то отталкивания, я почувствовал, что нужно уйти. Я пошел, осматривая землю сведенными глазами. Через некоторое время я наткнулся на большой плоский камень. Я остановился перед ним. В нем вроде бы не было ничего особенного, но почему-то он казался мне привлекательным. Ни какого-либо цвета, ни свечения. Но он мне нравился. Телу было хорошо и удобно. Я присел на камень и немного отдохнул.

Я бродил по плоскогорью и окружающим горам весь день, не зная, что делать, а в сумерках вернулся к плоскому камню. Я знал, что ночью буду на нем в безопасности.

На следующий день я зашел подальше в высокие горы на восток от плато. К вечеру я вышел на другое плато, еще более высокое, чем первое. Мне показалось, что я уже бывал в этих местах. Я осмотрелся, пытаясь сориентироваться, но не узнал ни одной из окружавших меня вершин. Тщательно выбрав подходящее место, я присел отдохнуть на краю голой каменистой площадки. Там мне было тепло, и я чувствовал себя спокойно. Я попытался вытряхнуть из тыквенной фляги немного еды, но там было пусто. Тогда я решил попить из второй фляги. Но вода оказалась затхлой. Делать было нечего — нужно было возвращаться к дону Хуану. Я начал прикидывать, целесообразно ли отправляться в обратный путь прямо сейчас. Я улегся на живот и положил подбородок на руки. Было как-то неудобно. Я принялся крутиться и в конце концов оказался лежащим лицом на запад. Солнце клонилось к горизонту. Глаза устали. Я посмотрел на землю и заметил большого черного жука. Он выполз из-за камня, толкая перед собой шарик навоза, вдвое превосходивший по размеру его самого. Я долго следил за жуком. Он игнорировал мое присутствие и упорно тащил свой груз через камни, корни, ямки, трещины, холмики. Насколько я понимал, жук не осознавал моего присутствия. Тут мне пришла в голову мысль, что я не могу быть уверен в том, что насекомое не осознает меня. Эта мысль повлекла за собой целую цепочку соображений относительно различий между миром жука и моим миром. Мы с жуком существовали в одном и том же мире, но вполне очевидно, что этот мир для нас не был одинаков. Я углубился в созерцание жука, восхищаясь огромной силой этого существа, позволявшей ему тащить свой груз по камням и трещинам.

Я наблюдал за жуком очень долго. А потом вдруг обратил внимание на безмолвие, царившее вокруг. Только ветер шелестел листьями чапараля. Я взглянул вверх и, непроизвольно повернув голову налево, краем глаза заметил бледную тень или какое-то мелькание на камне в полутора метрах от меня. Сперва я не обратил на нее внимания, но потом до меня дошло, что тень была слева. Я еще раз резко обернулся и четко воспринял тень на камне. Я ощутил, как тень каким-то диковинным образом скользнула по камню вниз и впиталась в землю, подобно тому, как впитывается в промокашку чернильная клякса. По спине пробежал холодок. В голове мелькнула мысль, что смерть наблюдала за мной и за жуком.

Я поискал насекомое взглядом, но его нигде не было видно. Наверно, пополз туда, куда направлялся, и бросил свою ношу в норку. Я прижался щекой к гладкой поверхности камня.

Жук вылез из глубокой трещины и замер в нескольких дюймах от моего лица. Некоторое время он, казалось, внимательно меня рассматривал. Я почувствовал, что, возможно подобно тому, как я осознал присутствие своей смерти, жук осознал мое присутствие. По телу пробежала дрожь. В конце концов мы с жуком не так уж и отличаемся друг от друга. Смерть, как тень, выслеживает из-за камня нас обоих. Я ощутил необычайный душевный подъем. Жук и я были на равных. Ни один из нас не был лучше другого. Нас уравнивала смерть.