Джон Ури Ллойд - Этидорпа, или край Земли

С радостью я повернулся к бризу. "Это источник жизни, я прослежу его до самых истоков, оставлю проклятую пустыню, ненавистное солнечное сияние, и буду искать благословенные места, рождающие холодные ветра".

Я быстро зашагал, а бриз стал более энергичным и холодным. С каждым увеличением скорости моего движения казалось, что с такой же силой усиливается и бриз – его сила и прохлада.

"Разве это не радостно? - пробормотал я - Мой Бог, наконец, стал именно Богом. Зная о моей нужде, Он послал бриз, в ответ на мою молитву поднялся освежающий ветер. Будь проклята жара" - громко закричал я, когда помыслил об ужасно прошедшем дне. "Благословение прохладе".И, точно в ответ на мой крик, бриз усилился, а вместе с ним и холод. И снова я послал благодарность Создателю.

В тряпичном пальто, одетом на моё тело, я стоял лицом к лицу с ветром и пробирался к родине ледяного ветра, который теперь порывами обрушивался на меня.

Вскоре я услышал хруст под ногами и увидел, что песок под ними стал твёрдым. Я остановился, чтобы изучить его, и обнаружил, что песок замёрз. Странно, подумал я, странно, что сухой песок может замерзать, и тогда я заметил впервые, что меня окружили снежинки. Это была смесь града, песка и снега, по которому я ступал. Меня внезапно охватило ощущение ужаса, и я повернулся инстинктивно, испуганный, и побежал прочь от ветра к пустыне, находившейся позади меня, назад к солнцу, тусклому и холодному, которое уходило за горизонт. Чувство ужаса росло во мне и трясло меня, когда я бежал. Когда я стоял лицом к ветру, то благословлял его, а сейчас я проклинал его, когда бежал к заходящему солнцу. В мольбе я протянул руки к тому шару, ибо позади меня надвигалась поглощающая чернота, и близко ревел ужасный ураган. Тщетно. Пока я раздумывал, бессердечное солнце исчезло из моего вида, а ураган окружал меня. Ветер становился чрезвычайно холодным и неистово бушевал. Казалось, что солнце ушло из моей жизни, и с его исчезновением очертания земли также исчезли из вида. Была кошмарная чернота, теперь, видимо, Вселенная стала для меня пустой. Холод усиливался и замораживал моё тело до костей. Сначала я ощутил укус от мороза, затем боль от холода, затем нечувствительность тела. Мои ноги были парализованы, а конечности неподвижны. Омертвев к ощущению боли, ослепший среди тьмы, лишь один мой нос, выдыхающий и вдыхающий воздух, был для меня реальностью. А когда скрипучий мороз достиг моего мозга и заморозил его, звук бури прекратился, и исчезли физические ощущения. Мой порабощённый ускорившийся интеллект оставался заключённым в замороженную форму, которую не мог оставить, и не мог, однако, контролировать.

Размышление за размышлением прошли через заключённую мыслящую сущность, и по мере того, как я мыслил о том, какие отвратительные ошибки совершил по ходу прошлой жизни, они выросли до размеров катастрофы. Бог ответил на мои мольбы: я последовательно пережил пустоту земных наслаждений, и каждый урок был оставлен без внимания. Разве я не просил поочередно, а затем, получив желаемое, проклинал каждый дар Божий? Разве не я просил о жаре, холоде, свете и темноте, и не предавал анафеме каждое из них? Когда я находился в совершенной тишине, разве не молил я о звуке, а в укромных пещерах - о ветрах и штормах, и в самых небесных коридорах в присутствии Этидорпы разве не видел я запредельные радости?

Разве не считал я каждое земное наслаждение издевательством, и несмотря на ещё более горький урок, всё ещё следовал своему упрямому курсу, поочередно то прославляя, то проклиная Создателя, а затем сам, находясь среди воющей пустыни, в совершенной темноте мой сознающий интеллект разве не связан замороженным угрюмым подобием тела? Всё вокруг меня было мёртвым и чёрным, всё внутри - неподвижным и холодным, лишь только один мой убыстрившийся ум пребывал, как сознающий интеллект пребывает в каждом теле, пока тело имеет форму смертного, ибо смерть тела не сопровождается немедленным освобождением разума. Сознание мёртвого человека является всё ещё соображающим, и тот, кто считает, что мёртвые неразумны, поймёт свою страшную ошибку, когда, лишенный движения, он будет оставаться в мёртвом теле, осознавая всё, что проходит вокруг него, ожидая освобождения, которое может наступить только после распада и разрушения плоти.

Поэтому, не осознавая боль и любое физическое ощущение, я, порабощённый, продолжал существовать. Век за веком проходили, нагромождаясь один на другой, потому что время для меня было неизменяемым, не более того. Сейчас я молился о любой перемене, и завидовал наслаждениям самих дьяволов в аду, ибо, если бы им не была дарована сила движения, разве могли бы они не слышать, не видеть и не осознавать те боли, которые испытывали? Я молил о смерти - абсолютной и вечной. Наконец, тьма уменьшилась, и под низом я увидел замёрзшую землю, уродливые глыбы льда, свирепствующую бурю, ибо сейчас посредством размышления я научился чисто разумом и воспринимать через внутренний свет. Моё тело, твёрдое как камень, стояло неподвижно и хранилось замороженным во льду. Мир был замёрзший. Я воспринимал, что солнце, луна и звезды, почти зависшие, неподвижные и тусклые, сверкали в холодных глубинах пространства. Сама Вселенная замерзала, и только мой истощённый интеллект пребывал в опустошении. Проходили век за веком, пролетали эоны времени, нация за нацией вырастала и умирала, и после неисчислимых эпох человечество исчезло. Будучи не в состоянии освободиться от замёрзшего тела, мой разум оставался единственным зрителем окружающий мёртвой тишины. Наконец, в нижней части моего видения исчезла луна, затем одна за другой звёзды, а затем я стал наблюдать, как солнце тускнеет, пока, в конечном счете, осталась молочная марлеподобная плёнка, чтобы указать на его лицо, и после этого - пустота. Я пережил Вселенную. В совершенной темноте живой интеллект, сознавая всё, что прошло в веках, всё ещё издавал звуки, заключённый в тело замёрзшего смертного. Я увидел записи (рекорды Акаши) своего дальнего прошлого, соблазны, которым подвергался, и назвал себя глупцом. Ведь если бы я послушался искусителя, то мог бы пострадать гораздо меньше, и у меня могли бы быть приятели, будь они хотя бы даже дьяволы из преисподней. Я снова переживал свою жизнь, бесконечное количество раз думал о своих искусителях, о предложенных чашах, и, рассуждая, спорил с самим собой.

"Нет, - спорил я - нет, я же обещал, я поверил Этидорпе, и если бы повторить всё сначала, я бы не пил".

Затем, как только эта мысль унеслась от меня, ледяная сцена рассеялась и замёрзшая форма меня самого исчезла из вида, песок рассыпался в ничто, и в натуральном своём теле, в естественном состоянии я очнулся в земной каверне на коленях, в стороне от любопытных перевёрнутых грибов, фрукты которых я ел, слушаясь распоряжений моего спутника. Возле меня стояла знакомая фигура моего спутника со скрещёнными на груди руками. Как только мой взгляд упал на него, он протянул руку и поднял меня на ноги.