Память сердца

Весной 1953 года милостью Божией заключённого Крестьянкина по состоянию здоровья и без его просьбы перевели на другое место, в инвалидное отдельное лагерное подразделение под Самарой, называемое Гавриловой Поляной. Поляна-котлован была ограждена холмами и лишь с одной стороны открыта на Волгу. Красивое место, в центре которого было выстроено добротное многоэтажное здание со множеством подземных сооружений, предназначалось, вероятно, для каких-то других целей. Но планы изменились, и рядом с этим великолепием наскоро соорудили деревянные бараки и поселили тех, от кого надо было охранять советскую действительность. Заключённые сами вымостили белым камнем дорогу к лагерю, вдоль которой вскоре появились и первые захоронения.

Этот период заключения, продлившийся с 1953 по 1955 год, был намного легче предыдущего. Его определили на работу по гражданской специальности, бухгалтером. И здесь его изредка навещали духовные чада, утешая главным: они умудрялись тайно передавать батюшке Святые Дары, и он причащался. Это преобразило жизнь. А память сердца до конца дней хранила имена многих, собравшихся в его синодик в то нелёгкое время. Много и тех, кто, минуя заздравное поминовение, вписался сразу в его заупокойный помянник: поглощенные лютой стихией, окончившие жизнь в лесной глуши под упавшими деревьями, убиенные, зарезанные по людской злобе… Сколько же их, ушедших на его глазах озлобленными, обиженными, не узнавших истинной цены и смысла жизни, не обретших в ней Того, Кто всегда рядом и силен, и властен провести даже и через сень смертную, изведя в покой и истинную радость.

Для отца Иоанна и в заключении, на этапах испытания его верности Христу не было врагов, не было людей, повинных в этих пяти годах жизни в неволе. Всё совершалось по Промыслу Божию, всё была милость и истина путей Господних. А Бог прав всегда. Люди же… Люди только орудия в руках Его Промысла. Всем своим существом и навсегда батюшка подчинился этой правде Божией.

Освобождение пришло к отцу Иоанну неожиданно, досрочно, в день Сретения Господня 15 февраля 1955 года. Срок сократили на два года.

Был ослепительно солнечный день. Солнце, переливаясь, играло на снегу. А он боялся верить своему счастью. Но ему вручили документы и пожелали на будущее всего хорошего. Начальник, принявший от батюшки крещение, прощаясь с ним за руку, сказал ему знаменательные слова: «Ошибка, стоившая вам так дорого, в том, что не вы шли за народом, а вели его за собой». Но исправить эту «ошибку» батюшке так и не пришлось ни разу за всю жизнь.

У лагерных ворот стоял белый резвый конь, запряжённый в розвальни, чтобы вести бывшего заключённого на свободу.

В Самаре батюшка нашёл церковь 64. Служба уже закончилась, но храм хранил в себе тепло молитвенного духа и светлую радость великого праздника. И только в храме батюшка почувствовал себя на свободе. От избытка нахлынувших чувств, от полноты благодарности он долго, застыв в молитве, стоял посреди храма, пока не услышал обращённого к нему возгласа: «Пройдите». Это слово, воспринимавшееся в течение пяти лет так однозначно, заставило его вздрогнуть. Но вот отец Иоанн увидел, что навстречу ему из алтаря бежит, улыбаясь, незнакомый батюшка. А радость, которую он излучал, сразу сделала их родными. Местный священник узнал в бывшем заключённом собрата, одел его в подобающую одежду и накормил. За разговором они не заметили, как пришло время идти на поезд.

Батюшка возвращался в Москву. В праздник «Взыскания погибших» он был уже в храме 65у чтимой иконы Матери Божией и благодарил Царицу Небесную за всё сущее.

Но очень скоро он навсегда распрощался с Москвой, проживание в ней недавнему заключённому было запрещено. Батюшка повидался с дорогими его сердцу людьми и получил от митрополита Николая (Ярушевича)благословение на дальнейшее служение в Псковской епархии.

В 1955 году, под Лазареву субботу, отец Иоанн приехал в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь и вошёл в Сретенский храм при пении «Благословен грядый во имя Господне». Его сопровождал друг по Академии, Константин Нечаев. Первого, кого батюшка встретил в монастыре, был его старинный знакомый, эконом обители, богатырь, отец Сергий 66. Сразу узнав отца Иоанна, эконом прямо во время службы бросился к нему, приподнял от пола и сжал в объятиях.

На пасхальной седмице батюшка служил со старцами отцом Симеоном 67и отцом Исаакием 68праздничную всенощную. Отца Иоанна поставили возглавлять службу. В великом смущении стоял он между старцами до тех пор, пока не услышал обращённые к нему слова: «Где поставлен, там и стой. Молись!» Эти слова старца Симеона вернули отцу Иоанну спокойствие духа и самообладание, и он ушёл под кров их преподобнической молитвы. В те пасхальные дни отец Иоанн невольно сравнивал лагерную жизнь, которая для большинства проходила без Бога и даже против Него, с жизнью в монастыре, этой величайшей радостью быть там, где Господь не забыт, где Он всем близок и дорог, жить в земле обетованной, обещающей покой душе и отдых телу.

Но вскоре в монастырь пришло известие, что в Залесье скончался священник, и отдых батюшки, не успев начаться, прервался, его попросили проводить усопшего собрата «в путь всея земли». На монастырском дворе ждали сани с запряжённой в них лошадкой и по-крестьянски медлительный монах-возница в овчинном тулупе. Пасха была ранняя, и зима не спешила уступить весне свои права.

Выехали ранним утром. Лошадка мерно зашагала, сама зная дорогу. Возница весь зарылся в тулуп и сквозь дрёму иногда покрикивал: «Ну, милая!» Отчего лошадка и не думала прибавить ходу. Батюшка в лёгкой своей одежонке продрог до костей. Так началось его служение в Псковской епархии.

Владыка Иоанн (Разумов) 69, знавший отца Иоанна ещё по Троице-Сергиевой Лавре, определил его в причт псковского Троицкого собора. В это время в соборе, по выражению батюшки, собрался «букет моей бабушки» – отец Всеволод (Баталин) 70, отец Иоанн Крестьянкини староста тоже Иоанн, – все трое только что вернулись из заключения. Истосковавшись за время неволи по службе Божией, по Божиим людям, они с жаром взялись за дело. Жить поселились в колокольне, но туда приходили только ночевать. Владыка Иоанн усиленно хлопотал о покупке дома, но дело что-то не ладилось. По душе пришлись псковичам энергичные и любвеобильные священники. Без устали работая сами, они собрали вокруг себя помощников, поновляя не только собор, но и души своих прихожан. Год совместных трудов преобразил жизнь собора. К сожалению, это бросалось в глаза не только доброжелателям. И снова, как некогда, отец Иоанн получил известие от своего духовного отца, игумена Иоанна (Соколова), тот предупреждал, что на батюшку заведено новое дело: «Мы молимся, чтобы оно не имело хода, но ты из Пскова исчезни», – писал прозорливый старец, сам проведший большую часть жизни в тюрьмах и в психиатрических больницах. И в одночасье отцу Всеволоду и отцу Иоанну пришлось уехать. Сожаление прихожан собора вылилось в горестное: «Мы-то думали, они истинные, а они…» Но объяснить причину столь поспешного бегства было нельзя.