Память сердца

То, что среди дня батюшка тщательно контролировал и скрывал, ночью, неподвластное ему, прорывалось. Становилась очевидной его благодатная жизнь в ином мире.

3 апреля 2005 года. Рано утром я подошла к кровати отца Иоанна. Он, видимо, был в сонном забытьи, но почему-то очень бледный. Я, забеспокоившись, решила сделать ему укол. Тихонько спросила:

– Благословите, могу ли я уколоть вас?

Он ответил тотчас, будто не спал:

– Нет, подожди, подожди, потом.

– Где вы?

Краткий ответ:

– В церкви.

– А что? У вас пассия?

Он поспешно проговорил:

– Нет, нет, Литургия. И я возглавляю.

Я села поблизости ждать окончания его службы.

После таких ночных служб утром на предложение начать молитвенное правило можно было услышать протест: «Нет, нет, я не могу с тобой сегодня молиться, надо же мне отдохнуть, я ведь только со службы пришёл».

Но обычно, если я дерзала спросить его о том, что открывалось мне ночью, он скороговоркой отвечал: «Служил, служил. А ты как знаешь?» И тут же переводил разговор на другую тему, а чаще просто уклонялся от ответа.

Иногда среди ночи отец Иоанн совершал исповедь, вслух читал разрешительную молитву и осенял невидимого исповедника крестным знамением. Очевидно, людей на исповеди у него, как всегда, было много, он трудился всю ночь и, не уложившись в ночное время, просыпался со словами молитвы о кающихся: «Свят, Свят, Свят еси Господи, Боже наш, помилуй ны, падщее создание Твое, имени ради Святаго Твоего».

11 июня 2004 года. Ночь. 3 часа 30 минут. Я слышу, как отец Иоанн вслух беседует с каким-то священником, называя его отцом Михаилом. Он задаёт ему вопросы, касающиеся богослужебной практики. Батюшка разговаривает бодрым голосом десятилетней давности. Ответов я не слышу. Когда отец Иоанн попрощался с посетителем, я подошла к его кровати. Батюшка не вдруг возвратился в земное бытие. Увидев меня, он заволновался: «А матушка-то, матушка где? Позови её». И я ответила, что они со отцом Михаилом уже ушли.

Но ночные служения не исключали отца Иоанна из жизни и дел дневных. Как и прежние годы, батюшка участвовал в разрешении неразрешимых вопросов, устранял недоразумения, не допускал совершить ошибку. При сомнительных обстоятельствах отец Иоанн являл удивительную твёрдость своих убеждений, отвечал чётко и ясно. Но, давая понять, что сам он не одобряет намерений вопрошающего, всегда оставлял выбор за его свободной волей.

Смирение, которым он обладал с ранней молодости, теперь являлось в отце Иоанне детской простотой. И ему было хорошо жить, и с ним было хорошо. Просто и надёжно.

С некоторого времени в батюшке появилась особенность, приводившая меня в трепет. Иногда, давая ответ на вопрос посетителя, он становился торжественным и вдохновенным и заканчивал ответ словами с особым ударением на них: «Иди, скажи: Учитель сказал!»

В этот момент невольно возникал вопрос: «Кто он?» Всегда такой потаенный, простой и скромный, и вдруг дерзновенный порыв. Всё произносимое ранее обретало при этом высоту и глубину неудобозримую: «Учитель сказал!» И уже не было в ответе батюшки отца Иоанна, но была только воля Божия, выраженная человеческим языком.

В 2002 году, 1 февраля, отец Иоанн заболел. Он смотрел потемневшими от внутреннего напряжения глазами и не мог говорить. Его единоборство с молчанием длилось пять часов. Но когда в келию вошёл доктор, батюшка вдруг произнёс: «А что тут у вас за переполох?»

Началось лечение. Болезнь, поддерживаемая возрастом, отступала медленно. Он не жаловался на недомогание, лишь изредка можно было услышать: «Где ж моя былая удаль?» Но на первой неделе Великого поста батюшка, ещё очень и очень слабый, всё же читал Великий Покаянный канон, и в этом чтении стало видно, как в болезни ослабли узы его души и тела, и душа получила свободу в Духе, скрыть которую было невозможно.

Монастырское священноначалие, принимая во внимание возраст отца Иоанна, решило озадачить близких к нему людей сбором воспоминаний о его жизни. Но все, к кому обращались с просьбой заняться этим делом, отвечали отказом, зная отношение отца Иоанна к прославителям и прославительницам и понимая, что сам-то он не одобрит этого начинания. И тогда отец наместник и братский духовник обратились к самому батюшке. Отец Иоанн встретил пришедших протестом: «Какие ещё воспоминания? О ком это?» Разговор состоялся длительный, аргументы отец наместник привёл убедительные: «Писать будут непременно, но именно те, кто мало что знает, но много выдумает. И тогда измышлениям о жизни отца Иоанна не противопоставится правда. Да и возможность злонамеренно использовать его имя не исключена». Отец Иоанн задумался, помолчал и, перекрестившись, благословил на этот труд, но сказал: «Только акафистов мне не пишите». Предложение подключить к работе профессионала-писателя отверг решительно: «Нет, нет, сами пишите, кто был рядом, кто видел меня, и кого знал я».

Дорожа оживающими воспоминаниями и радуясь им, батюшка, однако, не мог скрыть пришедшей к нему тревоги. Его смущала мысль о несвоевременности их появления. Смиренному и деликатному, отцу Иоанну было больно сознавать, что он привлекает к себе внимание. Он удручённо вздыхал, выдавая томившее его переживание: «О ком вспоминать? О человеке, подошедшем к последнему рубежу?»

А сбор воспоминаний тем временем продолжался. Люди, благодарные Господу за дар духовной помощи, полученной через отца Иоанна, откликнулись не только тем, что стали записывать впечатления от общения с ним. В изобилии потекло в келию то, что казалось безвозвратно ушедшим. С катушек старых магнитофонов зазвучал голос батюшки – начало его служения в монастыре. На аудиокассетах ожили его проповеди 1980–1990-х годов, и всем стало ясно: благовестническое служение батюшки продолжится.

К 60-летию священнической хиротонии отцу Иоанну преподнесли в подарок первый аудиоальбом с его проповедями «От избытка сердца уста глаголют». Он слушал его с радостью и живым интересом. Ознакомившись с предложенным планом и последовательностью издания сохранившихся записей, батюшка сказал: «Молчание – тайна будущего века, и я уже ухожу в молчание. Но если кому-то будет польза от того, что говорилось мною ранее, то да благословит вас Господь на дело сие, но не нам, не нам, но имени Твоему даждь славу 109 . Покажите наше время, жизнь Церкви и дух Её соборности».

Это благословение было получено за три месяца до того, как ему предстояло переступить порог вечности.

Умирание

С начала июня он стал разрешаться от уз плоти, и сам свидетельствовал о том, что ещё было сокрыто от понимания окружающих: «Сил нет, и уже не будет, возврата нет, и теперь идём только вперёд, к Царству Небесному».