Кристина Рой - Мечтатели

Степан пошёл в сад. Здесь и там уже пробивалась зелёная травка. Как хорошо было тут! Сердце Степана было наполнено благодарностью Господу. Как Он всё изменил, как благословил время болезни! Сколько было теперь у Степана друзей! Они не мешали ему больше идти по узкому пути, наоборот – расспрашивали его об этом пути, шли к нему за помощью. А каким милым другом стал теперь дядя Блашко! Он никогда больше не вступал со Степаном в спор, хотя иногда у них были ещё разные мнения.

А милый добрый дедушка! Как он ревностно старается служить истине! Бабушка тоже всей душой полюбила Спасителя! Была заметна перемена и в Бетке; она стала приветливее, добрее. Только мать его была ещё поглощена заботами мира сего, но и она охотно приходила слушать чтение Слова Божия. Вспомнились Степану и слова Андрея, который зашёл к нему однажды.

– Степан! Я решил больше не пить и не ходить в трактир. Я теперь увидел, до чего может довести пьянство. У меня самого есть дети, и я не хотел бы, чтобы с ними повторилось то, что с тобой.

От радости Степан не знал, что сказать брату. Как Господь благ и милосерд! Только Он может так изменить сердце человека.

Степан стоял, прислонившись в раздумье к дереву.

Вдруг ему послышалось, будто мать зовёт отца. Зов повторился. Отец был в амбаре, и из-за шума на гумне он не слыхал зова. Степан пошёл позвать отца. Войдя в амбар, он содрогнулся. Первый раз после того ужасного дня он зашёл сюда. Хратский был занят раскладкой соломы и не видел сына.

– Здравствуйте, батюшка! – произнёс Степан. –

Мать зовёт…

– Степан!..

Хратский от неожиданности отпрянул в сторону. Какое-то мгновение отец и сын стояли молча друг перед другом. Весеннее солнце освещало их; освещало оно и столб – памятный обоим участникам страшной драмы. Вдруг Хратский подошёл к сыну, глядя прямо в его бледное, но выразительное лицо. Грудь его тяжело подымалась, и он с трудом, почти шёпотом, произнёс:

– Степан! Прости меня… Ради ран Спасителя, прошу тебя, прости меня!

Радость наполнила сердце Степана, и ему от волнения показалось, что земля ушла из-под ног.

– Отец! О мой отец! Я нисколько не сержусь на вас!

– Я знаю, но тем не менее прости меня. Ты был прав, когда сказал, что я буду сожалеть о своём поступке. Я горько раскаиваюсь, но никогда не смогу исправить случившегося. Да ты и сам, хотя и простил меня, никогда не сможешь забыть, что я поступил с тобой хуже зверя. Ты, подобно другим, будешь избегать меня…

Степан с любовью обнял отца.

– Никогда я не буду вспоминать об этом, если вы только хотите примириться со мной.

Ах, Степан, Степан!.. – рыдая, повторял Хратский.

– Не плачьте, батюшка! Теперь ведь вы позволите мне жить так, как этого хочет Бог?

– Делай, что хочешь и как хочешь: больше тебе не

нужно бояться меня, я ни в чём не буду тебе препятствовать. Я слышал, что вы хотите перенести ваши чтения в дом Блашко. Это потому, что я вернулся домой?

– Мы думали, батюшка, что вы этого у нас не допустите. Если же вы согласны на это, мы охотно

будем собираться у нас. Тогда и вы будете среди нас, не так ли?

– Да, если ты меня зовёшь, я непременно приду. Хратский сердечно обнял сына, и они вместе вышли из амбара. Степан опустился на колени. Господь дал ему испить до дна чашу страдания. Когда же он в послушании сделал это, горе его превратилось в радость. Все плакали, глядя на страдания Степана, но сам он не плакал. Теперь же слёзы счастья лились из его глаз.

– Господи, я знаю, что Ты и отца обратишь к Себе, – молился он, – и я не могу Тебя достаточно за всё отблагодарить. Ты возвратил мне жизнь. Да будет она теперь всецело во славу Тебе и для благословения ближних моих. Теперь я Твой навеки!

В этот день Степан так и не был у Петра. Погружённый в раздумье, он шёл по огороду. У мостика, соединявшего их сад с садом Блашко, он остановился. Его взор остановился на гостеприимном доме соседа, где его приняли в несчастии, окружив заботой и лаской. Это воспоминание подействовало на него подобно тому, как действует на природу весеннее солнце. Перед его глазами было милое лицо, которое с влажными от слёз глазами день и ночь склонялось над ним в дни опасности. За всё, что для него сделала Марьюшка, он ей ничем не мог ответно воздать.

Это ты, Степан? – раздался вдруг около него знакомый, милый голос.

Марьюшка поставила на землю корзину и подошла к Степану. Лицо её сияло.

– Здравствуй, Марьюшка! Что ты здесь делаешь?

– Я ищу куда-то запропавшую курицу, но это не так важно. Как, однако, случилось, что ты уже вышел на улицу?

– Мне, слава Богу, гораздо лучше. Как можно сидеть дома, если Бог нам даёт такой чудный и тёплый день?

– Да, – задумчиво проговорила Марьюшка, – я не знаю, как благодарить Бога за то, что Он исцелил тебя.

Эти слова, сказанные от всего сердца, глубоко тронули Степана.

– Господа я уже благодарил, Марьюшка, но есть ещё кто-то, кого до сих пор я не успел поблагодарить.

Кто же это? Ведь моего отца ты уже благодарил…

– А тебя?..

Степан наклонился, заглядывая в лицо девушки. Марьюшка слегка покраснела, взглянув на говорившего.

Тебе не нужно меня благодарить, Степан. Это мне следует благодарить тебя. Я должна признаться, что до твоей болезни я только умом схватывала Слово

Божие, теперь же я принимаю его всем сердцем. Если бы я жила с мирскими людьми, я бы, наверное, всё забыла. Но когда я увидела твои страдания, которые ты переносил ради Христа, и как ты умеешь прощать. только тогда я поняла веру первых мучеников. Я убедилась, что Бог был близок к тебе в час смерти, и начала молиться, прося Иисуса Христа помиловать меня и открыться мне.

– Он тебя услышал, не так ли?

– Да, Степан. Теперь я могу ответить тебе на вопрос, который ты задал мне зимой. Ты меня тогда спросил, когда я наконец буду любить Господа Иисуса. Вот тебе мой ответ: я люблю Его сегодня, буду любить завтра и, да поможет мне в этом Бог, до самой смерти. Но почему мы тут стоим? Пойдём к нам! Отец и Мишко так рады будут увидеть тебя опять у нас.

Они перешли мост.

– Почему ты молчишь? – спросила Марьюшка своего притихшего спутника.

– Знаешь, Марьюшка, у меня от счастья нет слов.

– Так ты тоже счастлив? Я думала, что только у меня такое чувство.

– У тебя тоже, Марьюшка?!

– Разве у меня нет причины радоваться, – ответила сияющая Марьюшка, – видя тебя здоровым и идущим рядом со мной? Я очень рада, что ты теперь не одинок, как осенью, когда тебя никто не понимал. Будто опять вернулось то время, когда мы были детьми. И если хоть один из нас четырёх что-то делал, то делали это – мы вместе. Я больше не удивляюсь, что ты уговаривал нас обратиться к Господу. Ты ведь знал, что мы шли в погибель, что без Христа нет спасения. А теперь так хочется говорить о Нём людям…