Е. Соколан (ред.) - Поминайте наставников ваших. Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Наум (Байбородин) в воспоминаниях современников

Как-то Батюшка беседовал с нами в маленьком домике, где разбирали монастырскую почту. Вошел архимандрит Кирилл, и я услышала беседу двух великих старцев. Они очень доброжелательно и с глубоким пониманием и почтением, а немного даже и с юмором разговаривали друг с другом.

Иногда как-то противопоставляли этих двух старцев — архимандритов Кирилла и Наума. Быть может, были у них в чем-то разные подходы к людям, но ведь и звезда от звезды разнствует во славе (1 Кор. 15, 41).

Протоиерей Сергий Ткаченко [25] Настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине. , например, так об этом говорит: «Отец Кирилл — пастырь любви. Скажешь ему, что, учась в институте, очень трудно утренние-вечерние молитвы полностью прочитывать, и так надо рано вставать, ночью какие-то работы постоянно пишешь… “Ну, сократи себе правило”, — говорил отец Кирилл. А к отцу Науму с тем же подойдешь, он сразу: “Так выучи наизусть”. Отец Наум был очень требовательный».

Отца Кирилла сравнивали с терапевтом, а отца Наума — с хирургом, так он мог иногда твердо отсекать страсти и резко менять судьбу человека. В чем-то такое сравнение, может быть, и имело под собой основание.

Например, одну девушку из Соликамска, работавшую на престижной работе, неожиданно пригласили съездить к старцу, о котором она ничего не знала. Испытывая некоторое волнение перед поездкой, она открыла Евангелие и прочла у апостола Луки : Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия (Лк. 9, 62).

Во время исповеди Батюшка сказал ей:

— Домой даже не возвращайся. Отправь по почте заявление на расчет и отправляйся в Пюхтицы.

Понятно, что паломница не была готова к такому повороту судьбы и стала отказываться, говорила, что у нее больная мама, хорошая работа, на что Старец устало заметил:

— Ну вот, только возьмутся за плуг, так сразу и оглядываются назад.

Она была так поражена его словами, что поступила, как он сказал, и не пожалела об этом.

Испытывая наше послушание, Батюшка мог дать совершенно непредсказуемое благословение. Например, однажды, когда я приехала в Лавру во время летнего отпуска, он благословил мне съездить в Алма-Ату и передать какие-то распоряжения его духовной дочери Вере Смирновой, а уже через день мне необходимо было вернуться в Москву. Когда я выходила из приемной, Батюшка вдруг уточнил:

— Сейчас с билетами, конечно, трудно. Так можно ведь долететь до Фрунзе, а потом на автобусе до Алма-Аты. Дорога красивая, суслики у нор стоят, беркуты крылья расправляют, — он даже изобразил и сусликов, и беркутов.

С тем я и ушла.

Отстояв очередь на Ленинградском вокзале, я приобрела билет на самый удобный рейс, на лучший аэробус, который улетал в полночь по московскому времени. Учитывая три часа разницы с Алма-Атой и три часа полета, предполагалось, что в шесть утра я сойду с трапа самолета в алма-атинском аэропорту. Про себя я отметила: «Что-то там Батюшка про сусликов и беркутов говорил, а я между тем на самый лучший самолет билет взяла».

В Москве у меня были какие-то дела, и я поехала их вершить. Позвонила Рае Перетягиной [26] Впоследствии — игумения Никона, настоятельница Шамординского монастыря (1941–2012). , она жила в Старо-Конюшенном переулке на Арбате в небольшой комнатушке коммунальной квартиры. Рая пожаловалась, что болеет, и я как врач поехала ее проведать.

Она работала тогда в издательском отделе Московской Патриархии, потому у нас было много интересных тем для разговоров. Когда я спохватилась, то времени до самолета оставалось совсем ничего. Уже подъезжая к аэропорту Домодедово, я стала серьезно безпокоиться, потому что было чуть больше часа до вылета. И точно: когда подошла к стойке регистрации, мне заявили, что регистрация уже закончилась. Я показала билет — до отлета еще целый час. Но меня уже никто не слушал, потому что было очень много желающих улететь, и мое место, конечно, отдали. Печали моей не было границ. Оставалась лишь маленькая надежда попасть со своим билетом на другой самолет, такое тогда практиковалось, но вокруг было множество людей с телеграммами.

Было еще несколько ночных рейсов, уже не таких удобных, с промежуточной посадкой в Актюбинске. Каждый раз я пыталась узаконить свой билет, но находились более нуждающиеся. В пять утра, когда не осталось никакой надежды, я, будучи «злой тоской удручена», вдруг услышала: «Объявляется посадка на Фрунзе, есть свободные места». Тут я поняла, что все суслики и беркуты — мои!

Самолет был плохонький, намерзлись мы на высоте. Прилетели белым днем, когда солнце стояло уже высоко. Пришлось добираться через весь город на автовокзал. Автобус на Алма-Ату отправлялся через несколько минут, но билетов не было. Водитель согласился довезти меня до Алма-Аты за непосредственную оплату, предоставив мне откидное сидение над ступенями входа. Так и ехала всю дорогу — «на жердочке». Кажется, около пяти часов. Это оказалось лучшее место, потому что вся панорама была обозреваемой, а пейзажи — один другого интереснее: кладбища, мавзолеи, национальные юрты в пустыне, а на горизонте — горные хребты с ледниками; и над всем этим простором безкрайность синего неба. Правда, ни беркутов, ни тем более сусликов я, конечно же, так и не увидела.

В Алма-Ату автобус прибыл поздно вечером.

Все-таки я добралась до Веры. Мой обратный путь она сама организовала. У нее были знакомые в аэропорту, и мне достали какой-то дополнительный билет. Солнце в окне иллюминатора казалось зависшим в одном положении, потому что летели в обратную сторону — в какое время вылетели, в такое и прилетали в Москву.

Помню, что во время полета я наблюдала, как облака складываются в причудливые перламутровые замки, и от ощущения необъяснимого счастья я проплакала всю дорогу. Мне так дорога была эта поездка, что до сих пор вспоминаю ее с благодарностью. Оказалось, что никакой необходимости лететь в Алма-Ату не было, просто Батюшка иногда испытывал, на что мы способны. Эта поездка в духовном плане дала мне многое: и радость общения с друзьями, живущими за тысячи верст, и какой-то внутренний свет. Стали понятны слова: Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа (Ин. 3, 8). Именно за послушание Господь дает тонкое прикосновение благодати. И напротив, с горечью вспоминаю сейчас, как много раз не находила нужным выполнить благословения своего духовного отца, и последствия такого небрежения всегда были печальными.