Е. Соколан (ред.) - Поминайте наставников ваших. Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Наум (Байбородин) в воспоминаниях современников

Женщины, делавшие аборты, то есть совершившие страшный грех детоубийства, нуждаются в сугубой молитвенной поддержке Церкви. К сожалению, многие сегодня не берут во внимание, что уже в утробе матери человек является личностью и убить его — такой же тяжкий грех, как убить невинного человека, к тому же ребенка. Для совершивших этот грех женщин надо обязательно читать молитву «Жене, егда извержет отроча» .

« Молитва без Таинства Покаяния не разрешает от грехов, но умоляет милосердие Божие. Состояние душевное и телесное сотворившей такой грех никаким другим врачевством не может быть так благовременно облегчаемо, как молением Церкви » [48] Новая скрижаль. .

Батюшка посредством исповеди и специально установленных Церковью молитв исцелял людей и примирял их с Богом. Поэтому после исповеди у Старца на душе у людей была Пасха. Он заботился, чтобы на каждом из приходивших к нему исполнились слова: «Яко пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши » [49] Из Чина исповеди. .

Отец Наум в истории Церкви нашего Отечества — уникальное явление. Таких людей, как он, если и рождается на поколение 4–5 человек, то они своей молитвой держат весь мир. Святитель Иоанн Златоуст сказал: «О святых мы знаем только то, что они о себе не смогли скрыть» . Батюшкина святость многим была неочевидна, потому что он ее и не выставлял напоказ.

От него всегда исходило спокойствие, потому что он всегда был с Богом. Это устроение отец Наум и нам завещал.

Батюшка своей молитвой и любовью покрывал всех нас. Сейчас мы осиротели. Нам придется труднее. Однако, по молитвам Батюшки, уверен, Господь не оставит нас.

Нам бы научиться этой любви у него и дарить ее дальше людям.

Мама нас с братом, нынешним митрополитом Астраханским Никоном, с детства к отцу Науму водила. С нами, детьми, он и вел себя как с детьми. То что-нибудь вкусненькое даст, то овечку какую-нибудь на Рождество подарит. Одно время Батюшка все хотел, чтобы я игуменией стала, но пусть уж лучше овечки игрушечными будут…

— Не мое это, Батюшка, — говорю, и он не стал настаивать.

В один из моих приездов Батюшка отправил меня во Владимир. Там при кафедральном соборе у отца Наума сестринская общинка была. Вот туда на послушание я и отправилась. Пела на клиросе. Уборщицей была. А для смирения потом еще и туалеты мыла, чтобы на меня никто не заглядывался. Года два я там потрудилась, и Батюшка благословил меня «на каникулы» в Рижский монастырь.

— Езжай да попросись у игумении. Возьмет или не возьмет?

Мне тогда и восемнадцати не было, а в монастыри принимали только после двадцати шести лет. С этим строго было. У меня еще и прописки не было. Но Батюшка мне вдруг откуда-то красивый отрез черного крепдешина достает и вручает со словами:

— Отдашь матушке — пусть она тебе хитон пошьет.

Я поехала. Все матушке пересказала. В Риге тогда игумения Магдалина (Жегалова) была — подвижница высокой духовной жизни. Отдаю ей отрез. Она на меня взглянула и говорит:

— Это уже когда подрастешь, мы тебе сошьем из него подрясник. А пока в сатиновом походишь.

Отправила меня на послушание в пустыньку. Потрудилась я на послушаниях в пустыньке с месяц, и вот приезжает туда матушка Магдалина. Я думаю: «Хоть бы она меня не взяла», — потому что к тому времени очень полюбила я Пюхтицкий монастырь.

А она:

— Я помолилась. Беру тебя!

Я — в слезы, можно было подумать, что от радости.

— Ты съезди еще раз к отцу Науму, — говорит матушка. — Так как с пропиской у тебя сложности, жить будешь у нас, а работать пока в больнице.

Приехала я к Батюшке. Как раз в тот день умерла его мама Пелагея Максимовна, в постриге схимонахиня Сергия. Я подошла благословиться. Старец возле гроба сидел. Дал он мне девятую кафизму прочитать. Удивительно, что, даже прощаясь с мамой, отец Наум все равно принимал людей и отвечал на их вопросы.

Я ему все рассказала.

— Матушка игумения, — объясняю, — меня берет. Как вы благословите?

И он вдруг отвечает, он всегда в сердце человеку смотрел:

— Поживи еще с мамой. А там видно будет.

И вручает мне мешок — сложил туда вещи своей мамы. И еще отдал нам ее швейную машинку. Мы очень бережно ко всему этому относились.

Пожила я, значит, с мамой. Потом вызвал меня отец Наум и говорит:

— Ну, ты как? Регентом сможешь быть?

— Батюшка, да я и нот не знаю.

— А ты можешь сказать: до-о-о ля-я фа? Ну-ка повтори!

Я повторила.

— Ну вот. Езжай. Представляешь, там батюшка только выйдет на проповедь, а певчие уже разбегаются.

Так я оказалась в Эстонии, в Кохтла-Ярве, у отца Вячеслава Куркина. Приехала туда, ничего не знаю, и на первую службу попала прямо на Успение. Иду к храму и плачу:

— Матерь Божия, как же я буду регентовать? Матерь Божия, Ты Сама управь! — прямо реву.

Там же все певчие — дореволюционные, как же я буду регентовать при них?

— Ма-ри-на! — вдруг слышу в спину (меня так звали до пострига).

Оборачиваюсь — моя родная сестра Анна откуда ни возьмись бежит. Батюшка ее, оказывается, вслед за мной отправил.

Певчие в Кохтла-Ярве меня замечательно приняли, их регент мне помогала и всему меня учила. Мне даже не верилось, что все так хорошо.

Были, конечно, и искушения в женской мирской общине, после которых в монастыре все как в раю воспринимается. Батюшка всегда знал, кому какую школу надо пройти и как это каждому из нас потом пригодится.

Помню, как-то раз приезжает к нам на приход Тамара Конькова — тоже чадо Батюшки. Я ее очень любила, она у нас во Владимирской общине старшей сестрой была. Сейчас она монахиня Надежда, где-то в Новосибирске, на родине Батюшки, подвизается.

Она мне и объявляет:

— Батюшка тебе благословил проситься в Пюхтицы.

Я очень обрадовалась. И ведь ни разу Батюшке не обмолвилась, что в Пюхтицы хочу. Мне с самого начала туда хотелось, но Батюшка лучше знает, кого и как вести.

Отправилась я в Пюхтицы. Мне как раз восемнадцать исполнилось. Это мне подарок был на совершеннолетие. Приезжаю, кланяюсь игумении Варваре (Трофимовой):

— Матушка, благословите к вам в монастырь. Меня отец Наум благословил.

И она сразу:

— Я тебя беру.

А там, оказывается, формировался второй иерусалимский набор. Первый уже отправили, и мы были на подходе — двадцать человек. Но почему-то только одна я в Иерусалим попала, хоть и не хотела. Мне в Пюхтице нравилось. Да и матушка была не против меня оставить, но все же сказала:

— Езжай к своему духовнику — как он благословит.

Я надеялась, что Батюшка меня не благословит, но только начала говорить об Иерусалиме, как он:

— Двумя руками благословляю, — по-архиерейски отозвался.