Игумения Евпраксия Инбер - Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

Какой стыд. И я теперь буду к нему — со своими просьбами… Ну вот и все. Снова ничего, кроме позора. И тут подходит ко мне одна из сестер и просит помочь протереть раку, и я поняла, что на этот раз прощена.

Вот и Карпагоры. Здесь мы пересели в микроавтобусы, растянулись длинной колонной и преодолели 120 км трудной сельской дороги. В нашем автобусе мы оказались вместе с архимандритом Тихоном — настоятелем Псково-Печерского монастыря, где когда-то и началась моя сознательная православная жизнь.

«Сказочная» переправа через Пинегу на свежевыкрашенных антикварных паромах — кадры из фильма пятидесятых годов… И вот мы в огромном северном селе, где до сих пор повсюду живут родственники батюшки Иоанна; вот дом, где он родился, вот храмы, которые он построил, и могила его отца в часовне. И маленький монастырь — сейчас там пять сестер. Монастырь, который возрождал из руин наш старец, архимандрит Наум, собирал первых сестер — они по его благословению не испугались ни холода, ни нищеты, ни бездорожья и оторванности от Большой земли. Девочки во главе со старшей сестрой «бабой Юлей» вымаливали на руинах разрушенного монастыря будущую обитель, по кирпичику начиная восстанавливать церковь, где сейчас молятся оставшиеся Батюшкины сестры с новой матушкой, которую направили сюда из Иоанновского монастыря, и теперь отец Николай Беляев со своей Иоанновской семьей стали продолжателями дела, начатого в девяностые годы нашим старцем.

Все село превратилось в один большой гостеприимный дом — повсюду расселились паломники, нас тоже приютили на окраине Суры в затейливом деревянном домике на берегу. Нам едва удалось остановить хозяйку, которая хотела истопить для нас баню и для этого собралась возить на себе в тележке воду из речки.

Всенощную отслужили в дальнем, уже почти восстановленном Никольском храме, там же раннюю Литургию, а к поздней прилетел на вертолете Патриарх, с ним еще несколько архиереев, и Литургию служили в большом Успенском соборе на другом краю села, который каким-то чудом успели подготовить к встрече Святейшего. Алтарной преграды нет, разбитые стены аккуратно затянуты белой баннерной тканью, на которой напечатали большие иконы, в просторном алтаре поместились во множестве архиереи и старшие священники, остальные стояли в храме с народом. Иконостаса еще нет, перед нами престол, вся служба как на ладони, и кажется, весь храм превратился в огромный алтарь.

После службы всех отправили на другой конец села, где был праздничный концерт, и тут объявили, что нужно возвращаться через всю Суру в собор фотографироваться со Святейшим. Дорога, по которой сразу поехали машины, а потом быстро пошли паломники, была оцеплена с двух сторон, и тут я увидела за металлическим ограждением свою архангельскую тетю — сестру жены дяди Феди, которая протягивала мне через головы стоящих перед ней людей пакет — подарок из монастыря Артемия Веркольского, где ночевала их паломническая группа, и я поняла, что смогу подойти к ней только когда все проедут и пройдут. Вот мы и остались, чтобы не обижать человека, и когда подошли к собору и поднялись наверх, все уже спускались вниз со ступеней, Святейший садился в машину, отец Николай торжественно вручал ему большую икону, и матушка Иулиания сняла этот момент на камеру своего телефона.

Когда мы еще стояли на службе в соборе, к нам подошли сопровождающие Святейшего и сообщили, что мы приглашены на праздничную трапезу в монастырь. Пришли мы на трапезу, а трапезная-то крошечная, почти никто из благодетелей монастыря там не поместился, матушка игумения чуть не плачет, так было жалко ее, но чем мы могли ей помочь, мы бы рады уйти, да поздно, уже и Святейший зашел.

И вот едем мы назад, в Карпагоры, трясемся в микроавтобусе, а за мной, за моим сиденьем, какой-то благодетель монастыря громко разговаривает по телефону со своим другом — рассказывает, как его не пустили в трапезную: «Ну ладно, меня развернули, а Петя? Я его позвал из Испании на праздник, он хотел в монастыре корпус построить, так ведь и он в трапезную не попал. Петя больше сюда не приедет!» А рядом с ним Наталья, с которой мы познакомились на ступеньках музея — родового дома отца Иоанна, и оказалось, что ее родители живут в Твери и мы с ними двадцать лет знаем друг друга. И понятно, что Наталья приехала сюда вместе с этим человеком, она все пытается его успокоить — весь автобус его слышит. «А пусть слышат!»

Вышли мы из автобуса, я и говорю Наталье: «А ты объясни своему другу, что Петя обещал построить дом Иоанну Кронштадтскому, а не охранникам, которые его попросили постоять за воротами. И матушка не виновата, что в этой глуши у нее маленькая трапезная, слава Богу, что хоть такая есть. Одни архиереи да незваные игумении и поместились. Ну пусть построит ей большую, чтобы все помещались. Пусть Петя позовет матушку, если сам сюда больше не хочет приехать, да она сама к нему прилетит хоть в Испанию, хоть в Африку, только бы дом построить в обители».

Кажется, Наталья ему все объяснила, это стало понятно, когда нам пришлось тащиться с поклажей вдоль поезда по песку — платформа оказалась короткой, а ее знакомый, увидев меня, неожиданно подхватил мой чемодан и донес его до самого нашего вагона.

И вот едем мы домой в этом уютном купе и не знаем, как оправдать этот комфорт и расходы на нас троих, — поездка-то безплатная, наша маленькая часовня на это не тянет. И тут в нашем вагоне оказывается отец Николай. Мы его пригласили к себе, а он неожиданно согласился; разговорились, и батюшка рассказал, что готовится фильм об этой поездке, а у него большая скорбь — никто не снял исторический момент вручения им иконы Святейшему Патриарху. Все спустились вниз с лестницы, надо было сверху снимать, а там уже никого не было. «А матушка-то все сняла», — говорим. Как же он обрадовался: и качество-то какое! и увеличить можно! и все детально и четко. На следующий день в Питере нас сразу нашла режиссер фильма, мы передали ей отснятые кадры и поняли, что наше путешествие втроем на одну маленькую часовню теперь оправдано вполне.

Диагноз поставили сразу — корь. У взрослых людей эта болезнь протекает очень тяжело. Именно так — сплошняком багровая сыпь по всему телу и температура под сорок. Но ведь прошло уже две недели, а температура все не сбивается даже антибиотиками. Давайте-ка сдадим кровь на анализ.

Никакая это не корь и не краснуха, может, вообще, острый лейкоз. Все показатели зашкаливают, и завтра утром нашу Анечку отвезут в больницу, сначала направят в инфекционную, там посмотрят и скажут: «Это не наша больная», — и переведут в областную, в гематологию, а пока Анечку пособоровали и в который раз причастили. Но человек-то тает на глазах, и врачи разводят руками — похоже, дело совсем плохо. Ну что же, нам никто не обещал длинной и безпечальной жизни, для Бога что двадцать пять лет, что восемьдесят… Наверное, надо ее срочно постригать в мантию, никто не знает, сколько еще осталось, может, уже совсем ничего.