Гуайта Джованни - Жизнь человека: встреча неба и земли

Мне кажется, что это несколько поверхностное представление. Прежде всего, пастырь должен быть со своим народом. Представление о Католикосе, отделенном от паствы, ушло в прошлое, к тем временам, когда не было современных средств передвижения и не было того вызова времени, который брошен сегодня Церкви. В советское время Католикос был вынужден держаться в стороне от народа, избегать публичных выступлений, которые были запрещены властями. Вот почему мой предшественник ездил больше по епархиям диаспоры, чем по своей стране.

В связи с этим я хотел бы привести один красноречивый пример. Когда в апреле 1989 года, будучи Католикосом Киликии, я должен был приехать в Армению по приглашению моего предшественника, я написал ему, что хочу посетить монастырь Татев на юге Армении, один из самых знаменитых богословских центров в истории нашей Церкви. В вечер моего приезда Католикос Вазген сказал мне: «Когда я получил Ваше письмо, я был смущен, понимая, что за 33 года своего служения в качестве Католикоса я ни разу не посетил монастырь Татев. Сегодня Вы приехали на несколько дней из Киликии, и, если Вы поедете туда один, что скажут люди? Где наш Католикос? Поэтому я решил, что мы поедем вместе». Мы объездили вместе весь юг Армении. И перед многочисленными верующими он сказал следующее: «Дорогие мои, вы хорошо знаете, что я никогда не бывал у вас, я не знаю, хорошо ли я поступил или плохо... Но, если бы я приехал раньше, вы не смогли бы меня встретить так открыто». Шел 1989 год и были епархии, в которых он не был со времени своего избрания в 1955 году. Сегодня, когда я отправляюсь в разные места, на юг и север страны, люди говорят мне: «Мы никогда не видели Католикоса...» Но, как я уже сказал, он не мог поступать иначе.

Раньше так же вели себя Папы: они не перемещались с места на место. Но Вы знаете, что, начиная с Павла VI, все изменилось. Я думаю, что сегодня мы вновь обретаем евангельский образ пастыря. Католикос — не мифическое лицо, а служитель, который должен идти к людям, как это делал Христос, как поступали Отцы Церкви. Мы должны освобождаться от подобных средневековых представлений. Церковь — это не застывший институт; сегодня она должна быть динамичной.

До Вашего избрания Католикосом Всех Армян Вы были гражданином Ливана. Когда Вы в первый раз посетили Армению?

В 1966 году, затем в 1968 и 1969 годах. После этого я не мог приехать в Армению до 1988 года. Я приехал сюда сразу после землетрясения, чтобы выразить свою солидарность и предложить помощь Католикосу Вазгену. Затем, до моего избрания, я возвращался сюда пять раз.

Трудно ли было зарубежному иерарху Армянской Церкви приезжать в советскую Армению?

Иерарх, который был на хорошем счету у коммунистических властей, не испытывал никаких затруднений, но если он был известен как антикоммунист, тогда другое дело. В любом случае, приезжая сюда, он мог выступать публично только в том случае, если хвалил государство. Вы знаете, что, начиная с 50-х гг. вплоть до падения режима, политическая ситуация была причиной противостояния двух Католикосатов. Что касается меня, я был для советского государства persona non grata, потому что как Католикос Киликии находился в оппозиции к режиму и был известен как антикоммунист. Мое почти двадцатилетнее отсутствие было вызвано этими политическими причинами, а не конфликтом между двумя Католикосатами. Я был здесь трижды при советском режиме и представлял Престол Киликии на переговорах с Престолом Эчмиадзина. Уже тогда у меня были самые хорошие отношения с Католикосом Вазгеном.

Почти всю свою жизнь Вы прожили вдали от исторической родины и только в 63 года приехали на землю своих отцов. Всю жизнь Вы служили стране, в которую Вам было трудно приехать — это напоминает судьбу ветхозаветных патриархов, таких, как Моисей или Авраам. Что значит для армянина из диаспоры его армянское происхождение?

Прежде всего, надо сказать, что наша диаспора не была результатом свободного выбора, она была нам навязана. Когда живешь вдали от родины, всегда испытываешь ностальгию по ней. В диаспоре сегодня живет новое поколение, которое не так хорошо знает страну своих отцов, как их родители, как их дедушки и бабушки. Например, молодые армяне во Франции, в других странах Европы или в Соединенных Штатах не были воспитаны в атмосфере армянского языка и культуры, как мы, жившие на Ближнем Востоке; я имею в виду третье или четвертое поколение армян, которое естественным образом проинтегрировано в страну, где они живут. Эти молодые люди осознают, что их корни здесь, в Армении, но они не чувствуют себя связанными с ней, скажем, экзистенциально. Для нашего поколения все было по-другому: для нас Армения существовала всегда, она жила в наших сердцах. Травма, нанесенная геноцидом, коснулась и нашего поколения, которое в 1965 году вспоминало его пятидесятую годовщину. Все это время мы возмущались равнодушием мира к судьбе армян. Мы наблюдали, как зарождаются страны в Африке и Азии, и не переставали взывать о том, что хотим иметь независимое государство. Сегодня наши мечты осуществились.

С образованием свободного и независимого государства меняется и психология нашего народа как здесь, так и в диаспоре. Сейчас, когда ответственность за судьбу Армении несут сами армяне, когда мы пользуемся всеми свободами, мы по-новому осознаем нашу национальную идентичность и нашу роль в мире. Вместе с новым сознанием возвращается и наше национальное достоинство. Несмотря на крайне трудные экономические условия в Армении, молодые люди, приезжающие сюда из диаспоры, гордятся тем, что видят страну свободной. Мне кажется, что чувство принадлежности к Армении все более усиливается и здесь, и в диаспоре.

В одном из произведений христианской литературы первых веков, в Письме к Диогнету, есть отрывок, в котором христиан описывают словами, применимыми к положению вашей диаспоры: «Каждый христианин живет в своей стране как чужеземец. Чужая земля — ему родина, и родина — чужая земля...»

На мой взгляд, сходство лишь кажущееся. Мы не чувствуем себя иностранцами в странах, в которых живем, и поэтому не похожи на первых христиан, пребывающих в ожидании Парусии. Армяне диаспоры — полноценные граждане той страны, в которой они родились и живут. В то же время вовлеченность в социальную жизнь этих стран не мешает им сохранить чувство принадлежности к другой стране, стране своих предков, которую мы любим называть родиной-матерью. Армения — страна, из которой мы произошли, и армяне очень глубоко это осознают. В чувстве принадлежности к двум странам нет никакого противоречия.

Были моменты в нашей истории, когда это переживание земли обетованной было очень сильным. Точнее говоря, не земли обетованной, а земли приобретенной и приобретенной не сегодня, поскольку определенное количество армян всегда жили здесь, тогда как, например, еврейский народ весь находился в Египте, в неволе... Мы хорошо знаем, что такое неволя или изгнание, но они никогда не касались всего народа.