Томас Мертон - Философия одиночества

В июне 1951 г. Мертона назначили наставником тридцати гефсиманских «студентов» [35] Students: в католических монастырях – монахи, готовящиеся к рукоположению и проходящие соответствующий курс обучения. (Прим. пер.) , и он почувствовал себя как рыба в воде. Он словно воссоединился с семьёй, которой ему всегда не хватало. В шесть лет он потерял мать, в шестнадцать – отца. (Впрочем, мать и при жизни не давала ему должного тепла – позже он сетовал на её излишнюю строгость). Когда матери не стало, отец то брал Тома с собой, то оставлял с бабушкой в Нью-Йорке. Собственный сын занимал его меньше, чем живопись и роман с Ивлин Скотт.

О том времени Мертон писал: «Я остался без семьи, без школы, без церкви и совершенно забыл про совесть и Бога». В сущности, все его выходки школьных и студенческих лет – это неуклюжие попытки восполнить недополученное им в семье. Монастырь со строгим молчанием и одиночеством тоже не мог до конца исцелить его прежних ран. Теперь, в новой должности, Мертон стал отцом и братом для молодых монахов, которые вверили ему свои души.

Начав новое служение, Мертон писал: «Я стал духовником и должен выйти за пределы самого себя, чтобы жить в душах тех, кого мне вверил Бог». Чуть позже он размышлял о происходящих в нём переменах:

«За прошедшие полгода я успел заглянуть в сердца своих „студентов" и разделить с ними их тяготы. Не знаю, чему они научились, любят ли они Бога больше прежнего, помог ли я им обрести себя (или потерять себя – это одно и то же). Знаю только, чему научился сам: служение, которое я считал помехой одиночеству, оказалось единственным верным путём к нему. Я забрел в неведомую мне доселе пустыню,.. имя которой –- сострадание. Она безгранична. В ней я живу один, принадлежа всем и никому, потому что Бог со мной, и Он восседает на руинах моего сердца, благовествуя нищим. Вы думаете, у меня есть духовная жизнь? Ошибаетесь. Я – скудость, молчание, нищета, одиночество. Я отрекся от духовности, чтобы найти Бога. Это Он громко проповедует из глубин моего недостоинства. Сострадание, я избрал тебя своей госпожой. Я взял тебя в жены, как св. Франциск – нищету. Ты – царица отшельников и мать нищих» [36] Entering the Silence. Vol.2. Journals of Thomas Merton. Harper, San Francisco. 1966. P. 463. .

Сострадание наполнило сердце Томаса Мертона и не покидало его все последующие годы, проявляясь во всём, что он писал, чему учил. Ещё через шесть месяцев он составил одну из своих лучших медитаций:

Голос Божий слышен в раю:

Низкое стало драгоценным. Драгоценное никогда не было низким. Жестокое стало милостивым. Милостивое никогда не было жестоким. Я держу тебя под покровом Своей милости, Иона, и бездушие Мне неведомо. Разглядел ли ты Меня, Иона, сын Мой? Я – милость, милость и милость. Я простил весь мир, потому что не знаю греха.

Нищее стало безграничным. Безграничное никогда не было нищим. Я знаю нищету только как безграничность, а богатство ненавижу.

Хрупкое стало прочным. Я люблю всё самое хрупкое. Я призрел на ничтожное. Я коснулся не сущего. В том, что ещё не стало, – Аз есмь [37] Ibid. P. 488. .

Мертон касается здесь того, что он называл «парадоксом» своей жизни. В другом месте он пишет:

Я обрел великую уверенность в самом парадоксе, в противоречии, которое было и остаётся причиной сомнений. Я убедился, что противоречие для меня – знак милости Божией... Удивительно: я обрел мир, хотя остаюсь неудовлетворен. Подавленность и отчаяние всегда были начатком чего-то нового. Жизнь питает тайна, полная парадоксов и противоречий, но коренящаяся в милости Божией [38] First and Last Thoughts: An author's Preface. A Thomas Merton Reader. Ed. Thomas P. McDonnell. Garden City. N.Y. Doubleday Image. 1974. P. 16-17. .

Даже незадолго до своей гибели, выступая на Аляске, Мертон вспоминает слова Мартина Бубера о «сложном и противоречивом человеке»:

Поскольку я и сам таков, я мог бы рассказать о нём очень многое. Как ни горька его доля... он не должен считать себя обреченным на вечную сложность и противоречия. Как писал Бубер, Божественная сила может, коснувшись его души, изменить его, примирить противоречия. Она может собрать нас воедино. Бубер уверен, что так бывает, когда мы позволяем действовать в нас Богу [39] Thomas Merton in Alaska. New Directions Book. N.Y. 1988. P. 150. .

Мертон хорошо понимал, как парадоксален и противоречив он сам, и потому был прекрасным наставником молодых и противоречивых монахов.

В числе его первых «студентов» был и я. Нашу первую беседу я помню очень хорошо. В те времена полагалось стоять на коленях, пока духовник или аббат благословляет тебя и что-то говорит. Мертон, благословив меня, сказал: «А теперь садитесь». Рухнули все устои! Он уважал каждого из нас, считая нас братьями и детьми. (Спустя какое-то время его примеру последовали остальные духовники.) Мертон спросил меня, как мои дела, и я посетовал на тогдашние трудности. Каждый вечер нам давали тему для медитации, чтобы мы подготовились к утренней молитве. Темы в основном были из Евангелия, и мы, следуя методу Игнатия Лойолы, должны были вжиться в евангельские события и откликнуться на зов Господа. Как я ни старался, медитация шла из рук вон плохо. Я стал падать духом и всё рассказал Мертону. Тот ответил: «Что ж, видимо, тут вмешался Святой Дух». У меня словно камень упал с плеч. Бог, наверное, хочет, чтобы я молился иначе, проще, подумал я. В этом эпизоде был весь Мертон. Он умел принять человека, как он есть, и помочь ему разглядеть в себе движения Духа. Он никогда никого не лепил по своему образу и подобию, но каждому помогал найти его путь к Богу, его место в монашеской жизни.

Раз в неделю Мертон проводил беседу со своими «студентами». Он каждый раз тщательно готовился, беря за основу монашескую традицию и добавляя что-нибудь злободневное. Несколько недель кряду он говорил о св. Бернаре и ступенях смирения. Мертон тогда размышлял о сострадании и говорил, что ступени св. Бернара – это ступени опыта, узкие врата сострадания, сквозь которые мы восходим от собственной ничтожности к величию Бога. Ключ к состраданию – Христос. Тайна Христа важна здесь прежде всего. Только живя в ней, строя в ней отношения с ближними, мы восходим к созерцанию.

Объясняя, как Христос «страданиями навык послушанию», св. Бернар ссылался на Послание апостола Павла к Евреям (5:8). Мертон говорил, что именно Иисус, через сострадание познавший нашу ничтожность, вводит нас в мистическую жизнь. Иисус – Истина и Жизнь. Он посылает нам свет для самопознания и нисходит к нам, становясь нашим путём к Отцу. Сострадание – это и Его приход к нам, и наш путь к Богу. Возвращаясь к Отцу, мы должны быть едины со Христом. Иначе мы никуда не придём. Но со Христом нас соединяет не столько сострадание к НЕМУ, сколько само Его сострадание. Мы едины с Ним в сострадании к ближним, в той же любви друг ко другу, какой Он нас любит. Далее св. Бернар переходит к мистическому Телу. Иисус в Своём мистическом Теле постоянно «дарит милость», чтобы члены Тела научились тому, что Глава познал на собственном опыте. Так мы приходим к трём ступеням опыта. Первая: переживание собственной ничтожности, «Истина в нас», самооценка в свете Истины. Вторая: познание ничтожности ближнего, «Истина в ближнем», единство с Истиной в братской любви. Третья: познание самой Истины, единство с Богом в чистой любви. Согласно св. Бернару, Истина сначала открывается нам через других и только потом – внутри нас самих. Милостивые упомянуты в заповедях блаженств раньше чистых сердцем. Поэтому в общинной жизни нужно не просто терпеть немощи и недостатки ближних, но в каком-то смысле разделять их. «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим. 12:5). Тот, кто не соединился с братьями через сострадание, будет их осуждать и станет обличителем грехов. Такой человек не познал истину и ослеплён гордыней, необузданной любовью к собственным достоинствам. Восходя по ступеням истины, мы приближаемся к Богу. Когда мы соединяемся с Ним, познавая самих себя, Он – наш Учитель. Когда мы соединяемся с Истиной в братьях и становимся им другом и братом, Он Сам – наш друг и брат. Наконец, когда мы соединяемся с самой Истиной, Он – наш Возлюбленный [40] An Introduction to Cistertian Theology. Unpublished notes of Lectures given to the Scholastics. Abbey of Gethsemani. P. 71. .