Будда Шакьямуни - Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

«Пусть пища дивная твоя, свободная от пагубы и разрушенья, и сердце, что сияет решимостью быть щедрым, а также просящие, украшенные чистым повеленьем,— да будет это все моё! Сей лучший дар я выбираю!». Шакра сказал: «Ты целая сокровищница прекрасных речей!»,— и далее он произнёс:

«Как ты просил, всё так и будет, и сверх того тебе даю я новый дар за то прекрасно сказанное слово». Бодхисаттва сказал:

«О, если хочешь даровать мне дар благой, являющий твоё расположение, о превосходнейший из всех живущих в небе, то не являйся мне опять в таком сиянье дивном — сей дар я выбираю, сокрушитель дайтьев!».

Тогда Шакра, как бы раздраженный, в изумлении сказал:

«Не говори так, господин!

Народ весь жаждет лицезреть меня, стремясь достичь того путём молитв, обетов, жертв и изнурительных тяжёлых подвигов. Ты ж этого не хочешь. По какой причине? Ведь я пришел сюда с желанием дар предложить тебе».

Бодхисаттва сказал: «О, откинь своё недовольство! Тебя я успокою, о повелитель богов! Это не есть ни недостаток учтивости, ни выражение недостаточно высокого почтения, ни желание больше не встречаться с тобой в одном и том же месте, о владыка! Напротив! Когда я созерцаю дивный образ твой, нечеловечески прекрасный и полный ясной прелести, сияющий небесным блеском, меня охватывает опасенье: "О, как бы не забыть о подвигах своих!",— боюсь я даже вида твоего, столь милостиво благосклонного!».

После этого Шакра, поклонившись Бодхисаттве и обойдя того с почтением слева направо, исчез. На рассвете Бодхисаттва увидел большое количество небесной пищи и питья, это было ниспослано силою Шакры. И увидел он также много сотен пратьекабудд, явившихся по приглашению Шакры, и много божественных юношей, высоко опоясанных поясами, готовых служить им.

Отшельник мудрый, угостив той пищей и питьем великих риши, пришел в возвышенную радость, а потом он наслаждался жизнью, отшельнику приличною, всё время проводя там в исполнении обетов несказанных, созерцанье и спокойствии души.

Даже мучимые жестокими страданиями добрые неспособны стать на путь низких, находя опору в своей высокой нравственной стойкости. Вот как об этом назидательно повествуется.

Некогда Бодхисаттва, как рассказывают, был царём шибийцев; преуспевая на благо народа в правдивости, щедрости, спокойствии, мудрости и других прекраснейших качествах, он, словно воплощённая праведность и воспитанность, был отцом своего народа, движущим вперёд его благополучие. От совершенья преступлений ограждаемый и укрепляемый в высоких добродетелях своим царём, как сын отцом, народ был полон радости в мирах обоих. И суд царя был нелицеприятен; не различал своих он и чужих и следовал во всем закону; закрыв народу беззаконий путь, он обратился как бы в лестницу, ведущую на небеса. Плод добродетели народа — его благо; зная это, людей правитель был всегда одним лишь этим озабочен, и, следуя стезёю праведной, с душою, полною блаженства, другим не позволял он нарушать её.

И вот у одного из знатнейших подданных этого царя была дочь поразительной красоты, которая считалась драгоценностью среди всех женщин; по необычайному совершенству её фигуры и всей её прелести она казалась воплощённой Лакшми, или Рати или же одною из апсар. И тот, чей взор случайно падал на её красу и кто не утерял способности любить, не в состоянии был взора оторвать, притянутый к ней блеском красоты.

За это её родственники дали ей имя Унмадаянти («Сводящая с ума»). И вот отец её уведомил царя:

«В твоём царстве, о государь, объявилась жемчужина среди женщин, поэтому да благоволит государь решить, возьмёт ли он её в жены, или отвергнет».

После этого царь повелел брахманам, умеющим различать счастливые приметы женщин:

«Посмотрите дочь этого вельможи и решите, подходит ли она нам в жены, или нет». Тогда отец её, пригласив этих брахманов в свой дом, сказал Унмадаянти:

«Доченька, прислуживай сама этим брахманам». Она, промолвив:

«Слушаю!»,— стала, как должно, прислуживать брахманам. И вот тех брахманов глаза, едва лишь взоры их на лик её упали, стали неподвижны, и бог любви унёс их стойкость; не подчинялись им ни очи, ни рассудок, как будто в опьянении сознанье потеряли.

Когда же они, потеряв голову, не в состоянии были сохранить твёрдость и благоразумие — куда уж там есть,— хозяин, удалив с их глаз свою дочь, сам стал прислуживать брахманам и затем проводил их. И вот у них явилось такое соображение: «Поразительная красота девушки, как чудесное виденье, чарует душу; поэтому царь не должен даже видеть её, а тем более не должен вступать с нею в брак. От её дивной красоты он, несомненно, потеряет голову и с меньшим усердием станет заниматься своими священными и государственными делами, а упущения в обязанностях государя станут препятствием на пути народа к преуспеванию и счастью.

Она одним своим лишь видом может помешать стремленью к совершенству даже муни, тем более владыки юного, который, счастьем наслаждаясь, бросает взоры, алчущие удовольствий.

Поэтому целесообразно поступить нам так». Приняв решение, они явились в надлежащее время к царю и заявили ему следующее:

«О великий государь! Мы видели эту девушку. Она чарующе прекрасна, но и только: есть у неё дурные приметы, предвещающие гибель и неудачу; поэтому ты, государь, не должен даже видеть эту девушку, а тем более вступать с нею в брак. Порочная жена позорит славу и счастие родов обоих, как ночь, которая, скрыв месяц в облаках, окутывает тьмою всю красоту земли и неба».

Так дело было представлено царю. «Если у неё есть неблагоприятные приметы, как это мне говорят, то она не соответствует моему роду»,— подумал царь и перестал желать её. Е отец, узнав, что царь не требует девушки, выдал свою дочь замуж за одного из советников царя по имени Абхипарага.

И вот однажды, когда настал праздник Каумуди, царь пожелал полюбоваться блестящей красотой празднества в своей столице. Взойдя на царскую колесницу, он поехал по городу; улицы и торговые ряды города были убраны и политы водою; повсюду развевались разноцветные флаги и знамёна; белые мостовые улиц были усеяны разнообразными цветами; повсюду были пляски, пенье, шутки, танцы, музыка; опьяняющий аромат цветов, пудры, благовоний, венков, крепких напитков, пахучей воды для омовений, благовонных мазей наполнял воздух; дивные товары были выставлены для продажи; главная улица была запружена сияющими весельем толпами горожан и селян в роскошных одеждах. Совершая свою прогулку по городу, царь приблизился к дому того министра. Тогда Унмадаянти с гневом подумала:

«А, так у меня неблагоприятные приметы, и потому, как говорят, я отвергнута царём!»,— и, очень любопытствуя видеть царя, она стояла, сияя дивным блеском своей красоты и освещая плоскую кровлю дома, как молния освещает вершину облака.