Владимир Зоберн - Страшный Cуд: Православное учение

У помещика Дроцянского, жившего в деревне Кутилове, был брат, болевший чахоткой. В то время, когда у Дроцянского гостили родственники, им было получено письмо от жены больного брата, которая писала, что болезнь ее мужа приняла угрожающий характер, и просила немедленно приехать к умирающему. Это письмо он показал гостям и сказал, что завтра же утром поедет к брату.

Выйдя из гостиной в переднюю, чтобы отдать нужные приказания прислуге, он с удивлением увидел в передней своего брата, который снимал с себя пальто.

— Какая мистификация! — воскликнул он и возвратился в комнату, чтобы объявить своим домашним о приезде брата и показать последнему только что полученное им письмо.

Спустя минуту он вернулся в переднюю к брату, но не нашел его ни там, ни во всем доме. Дроцянский спросил прислугу и гостей, причем оказалось, что эти последние, и особенно один из гостей, совершенно ясно видели брата в передней, но объяснить, каким образом он мог вдруг исчезнуть, они не могли.

На другой день утром Дроцянский получил телеграмму о кончине брата в одиннадцать часов вечера накануне, как раз в то время, когда он ему явился.

«По службе я часто дежурю в госпитале, — рассказывал доктор Вакуловский. — Эти дежурства продолжаются в течение суток и иной раз бывают чрезвычайно утомительными, так что ночью не удается выспаться: то позовут к больному, то привезут человека, требующего немедленной помощи. Однажды во время дежурства, это было минувшей зимой, я только что лег спать, как вдруг кто-то постучал. Я открыл дверь и увидел фельдшера. Он сказал мне:

— Ваше благородие, в пятой палате больной Наумов очень плох!

— Хорошо, — сказал я, — сейчас иду!

Я поднялся по лестнице и увидел, что больной Наумов стоит в халате.

— Почему ты не спишь? — спросил я, и вдруг его не стало.

Мне стало не по себе. Я пришел в палату, а фельдшер сказал:

— Наумов умер!

Я приложил руку к его лбу — холодный, пощупал пульс — не бьется, положил руку на сердце — все тихо. Умерший только что явился мне на лестнице! Об этом случае я никому не рассказывал, только записал в мой дневник».

«В год кончины моей матушки, — рассказывает ветеран, служивший в конной артиллерии, — я получил от нее письмо, в котором она извещала меня, что собирается на все лето пожаловать ко мне. Это было в конце зимы. Я ответил ей, что буду чрезвычайно рад и приготовлю все для ее полного спокойствия.

Зная, как она любит цветы и всякого рода роскошь, я заново отделал большую половину дома, обращенную к саду и прилегавшую к оранжерее, а себе оставил половину, выходившую окнами во двор. Вечера еще были довольно долгими, и я каждый вечер после чая отдыхал в своей постели и что-нибудь читал. Однажды, лежа в спальне, я вдруг увидел, что дверь моей комнаты открылась и вошла матушка. Я мгновенно вскочил с постели и, запахнув халат, бросился к ней навстречу, говоря:

— Матушка, как я рад, что вы приехали!

При этом я совершенно забыл, что еще зима и что в доме не было никакого предварительного движения, возвещавшего о ее прибытии. Она сделала несколько шагов ко мне, пристально посмотрела на меня и исчезла. Я был поражен.

Спустя две недели после этого случая я получил письмо от сестры Прасковьи Ивановны, которая извещала, что матушка умерла как раз в тот день и час, когда она явилась мне в тульской деревне».

В «Могилевских епархиальных ведомостях» помещено описание следующего случая из жизни митрополита Платона.

«Это было в тридцатых годах, когда я состоял инспектором Санкт-Петербургской духовной академии. У нас был в числе студентов Иван Крылов, из Орловской семинарии. Я хорошо его знал. Учился он недурно, был примерного поведения и благообразного вида. Однажды он пришел ко мне и попросил, чтобы я позволил ему отправиться в больницу. Я подумал: «Наверное, он ослабел от нагрузок, пусть там его покормят получше, и он поправится. А может быть, и курсовое сочинение там напишет». Прошло немного времени, я о нем ничего не слышал, доктор ничего не говорил. Но вот однажды днем, когда я отдыхал в своей комнате, вдруг увидел, что Крылов стоит и смотрит на меня. Его лицо я видел ясно, но тело его было как бы в тумане или облаке. Мне стало не по себе… Он подошел к окну и исчез. Я еще раздумывал, что бы это значило, как вдруг в мою дверь постучали. Вошел больничный сторож и сказал:

— Студент Крылов Богу душу отдал!

— Давно ли? — спросил я в изумлении.

— Да вот минут пять, я только собрался к вам.

Вот извольте разгадать эту тайну, — сказал архипастырь, обращаясь ко всем присутствовавшим при рассказе. — Все это, — заключил владыка, — несомненно, доказывает нам какую-то таинственную связь между нами и душами умерших».

Когда умерла шведская королева Ульрика в своем замке и была положена в гроб, то в передней комнате отряд лейб-гвардии держал печальный караул. В полдень в приемную явилась любимая королевой графиня Стенбок из Стокгольма, и начальник стражи проводил ее к телу королевы. Так как она долго не возвращалась, капитан гвардии отворил дверь и от ужаса остолбенел. Тогда к нему поспешили присутствовавшие офицеры и ясно увидели через открытую дверь королеву, сидевшую в своем гробу и обнимавшую графиню Стенбок. Видение казалось как бы плавающим в воздухе, но скоро превратилось в густой туман. Когда туман рассеялся, тело королевы лежало в гробу по-прежнему, а графини Стенбок не было в замке. Тотчас послали курьера с известием об этом в Стокгольм, и был привезен ответ, что графиня Стенбок не оставляла столицы, но умерла в то время, когда ее видели в объятиях королевы. Тогда об этом событии был составлен протокол и подписан всеми, видевшими это явление.

Одна благочестивая старица по имени Прасковья, разговаривая со мной о вере, рассказала мне следующее событие из своей жизни: «Мой отец, к несчастью, умер внезапной смертью без исповеди и причастия Святых Христовых Таин.

Зная, что покойный был человек грешный, как и все мы, подверженный разного рода немощам, особенно нетрезвости, от чего, думаю, и произошла его внезапная кончина, я в течение сорока дней с особенным усердием молилась об упокоении его души. Я подавала каждый день посильную милостыню нищим и в особенности просила служащих священников вынимать частицы за его упокоение при совершении литургии. В конце сороковых дней я увидела сон. Мне представилось какое-то обширное темное место, в котором стоит мой отец. Он был почему-то небольшого роста. Отец обратился ко мне:

— Паша! Ведь я жив!

— А почему ты так мал? — спросила я.