История Византийской империи. Том 5

Магомет приказал готовиться к штурму, жечь огни и творить молитву. Костры опоясали город, в Скутари от огней на судах блестело море и небо. Жители выходили на стены и ждали гибели, «как полумертвые». Джустиниани не терял энергии и приказал очистить террасу между стенами; за внутренней стеной он решил дать последний отпор, укрепил ее рвом и собрал из города все лестницы. Чтобы проникнуть в оставленную террасу в случае штурма, открыли издревле заложенную малую дверь Керкопорту у так наз. Константинова дворца, ныне Текфур-Сарая, на границе Влахернского района. Население было далеко от единодушия, разрастался ропот против правительства. Для успокоения народа Константин приказал обносить чудотворную икону Одигитрии. Надеялись на помощь венецианской эскадры Лоредана, но посланный корабль вернулся, не узнав даже, где она находится. Предвидя близкий штурм, защитники поспешно исправляли укрепления, особенно у Романовых ворот, где командовал Джустиниани, а с турецкой стороны стояли главные батареи и султанские отборные войска. Напрасно Джустиниани просил у Нотары несколько малых пушек, стоявших по Золотому Рогу. Нотара ненавидел Джустиниани. Один был главою противолатинской партии, другой — душою обороны, организованной латинянами по поручению Константина, не имевшего власти примирить открытую вражду. Нотара пушек не дал, и этот мелкий факт характеризует положение. Как бы ни был силен Нотара со своими сыновьями, он не ослушался бы Константина, если бы за Нотарою не стояло противолатинское большинство. Ввиду дружбы Нотары со Схоларием в эту партию входила по крайней мере часть православного духовенства. В истории Западной Греции мы видели несколько случаев, когда латиняне, по-видимому не без основания, обвиняли православных иерархов в сношениях с турками, — грустная страница из истории христианства на Востоке; но такие деятели, как Схоларий, первый патриарх турецкого времени, сохранили православную Церковь в Турции до сих пор.

По известию Франзи, перед штурмом и в турецком лагере наблюдалось брожение, вызванное ложными слухами о подходе венгров с тыла, о приближении венецианского флота; войска роптали на большие потери при неудачных приступах. Сам султан и его двор якобы колебались, но, конечно, Магомету было известно положение города и неравенство сил. На совете Халил-паша, известный грекам благожелатель, советовал снять осаду, иначе западные государи ополчатся против турок. Второй визирь, Саган-паша, соперник Халила, советовал приступить к штурму, так как у султана войск больше, чем у Александра Македонского, а латиняне бессильны вследствие раздоров даже на походе. Султан согласился с Саганом и назначил приступ на 29 мая, о чем Халил якобы известил Константина. Но и без того греки видели усиленную канонаду, движение в турецком лагере. Султан объезжал полки, обещая павшим райские утехи, живым — население Константинополя; войска кричали: «Алла! Алла! Магомет ресул Алла!» Вечером 28 мая Константин созвал всех начальников, уговаривал постоять за веру, родину, царя — помазанника Божия, за свои семьи; указывал, что враг 57 дней осаждает всеми силами, но безуспешно; просил не робеть, если даже падут стены, уповая на Бога; враги полагаются на свое число, но у них нет железных доспехов, какими вооружены защитники; султан же хочет поработить весь свет, некогда принадлежавший Константину Великому. Франзи влагает Константину в уста длинную речь по античному образцу; идеи Константина были известны его верному советнику. Обращаясь отдельно к венецианцам и генуэзцам, Константин называл их единоверцами. Воины прощались друг с другом, дворец Константина огласился рыданиями.

Всю ночь на 29 мая турки подкатывали осадные машины, корабли их подтягивались к морским стенам. Часть кораблей Хамзы должна обстреливать стены из самострелов и пищалей; другие должны были высадить экипаж, которому приставить лестницы и взобраться на стены. Саган-паша должен был напасть на Влахернский квартал со стороны Рога, переведя войска по плавучему мосту и подтянув корабли, стоявшие внутри гавани. Караджа должен был напасть на Влахерны с суши. Исаак и Махмуд действовали на правом крыле до Мраморного моря. Халил и Сарыджа должны были наступать по обеим сторонам султана, отвлекая защитников от Романовых ворот, которые надлежало взять самому Магомету. С рассветом турки бросились с визгом, криком, при звуке больших барабанов, бубнов и флейт, наступали через ров на три большие бреши, пробитые пушками и по величине доступные для конницы, кое-как заваленные бревнами и землею. Даже Критовул, грек с о. Имброса, служивший Магомету и описавший его подвиги, отдает должное доблести защитников; в первых рядах стояли, как сказано, латиняне. Часами длился отчаянный рукопашный бой. Турки несли большие потери. Две первые колонны их были отбиты. Султан двинул резервы из лучших войск, между ними 1000 взводов («котлов») янычар, и приказал усилить обстрел. Большая пушка разбила стену между двумя башнями. Дрогнули защитники лишь в ту минуту, когда Джустиниани, душа обороны, был ранен и оставил свой пост, невзирая на просьбы Константина; он удалился в Галату, откуда бежал на Хиос, где (или на пути) умер от раны и позора. Многие генуэзцы последовали за своим вождем.

Константин остался у Романовых ворот и совершал чудеса храбрости вместе с доном Франциском Толедским, Иоанном Далматом, с доблестным Феофилом Палеологом, подоспевшим на помощь. Между тем калитка Керкопорта у Адрианопольских ворот, открытая перед штурмом, осталась без охраны, и полсотни турок ворвались на террасу между двумя стенами. Они бежали к Романовым воротам, сбрасывая со стены немногочисленных и ослабевших защитников. Среди христиан, увидевших турок и их значки на стенах, возникла паника, раздались крики, что город взят; защитники прыгали со стен и, давя друг друга, завалили своими телами Адрианопольские ворота. Константин со своими соратниками погиб героем, и тело его, не узнанное турками, лежало в куче из 800 христианских трупов. Последний Палеолог не посрамил своих воинственных предков XII и XIII вв., по матери в его жилах текла сербская кровь. Его униатство было быстро забыто, и для греков, начиная с современного автора «Плача», оправдывавшего Константина, он остался благоверным царем Константином, национальным героем и богатырем. В простом народе живут о нем легенды до сих пор. Освободителем Константинополя, по народному поверью, явится православный царь Константин, когда-то русский, ныне из Греческого королевства, и это убеждение приходилось слышать в глуши, до которой не доходило какое-либо книжное влияние. Исторически засвидетельствовано, что немедленно по прекращении резни султан приказал разыскать тело Константина. После долгих поисков к нему принесли голову, которую Нотара признал за царскую. Она была выставлена, по приказанию Магомета, на площади у подножья колонны Юстиниана, затем отправлена по городам Малой Азии; тело же было предано погребению в месте, современниками не указанном 75.