Андрей Капустин - Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

Когда, в силу вынуждающих обстоятельств своего престола или просто застарелых привычек, случалось обоим Патриархам жить по целым годам в Константинополе, то Антиохийский Патриарх обыкновенно помещался на Иерусалимском подворье и нередко заменял в церкви своего собрата и сотоварища, представляя из себя что-то вроде его наместника или викария. Эллинскому сердцу такое зрелище патриархальной простоты двух важнейших сановников Церкви доставляло несказанное утешение. Блаженнейший Иерофей был только как бы тенью Блаженнейшего Кирилла. Грозивший ему всеобщим дискредитом, русизм его совершенно сгладился под сильным освещением цельной эллинической личности Кирилла. Когда оба иерарха служили раз вместе Царскую панихиду в нашей посольской церкви Константинопольской, то в публике известно было, что служит Иерусалимский Патриарх, а Антиохийский был только как бы в придачу к нему, хотя первенствовал в служении, по чину каноническому, Иерофей и все возгласы при этом говорил по-славянски, – Кирилл, конечно, по-гречески, – но никому и в голову не приходило считать кого-нибудь из них или более русским, или менее греком.

В таком состоянии полнейшего единомыслия продолжали жить они и разъехавшись по своим кафедрам. Ни Синайский 298, ни Александрийский 299, ни самый местный, арабский вопрос 300не разделяли их. Когда скончался многоболезненный Бейрутский митрополит, Иерофей поспешил, в силу своих давних прав, посвятить на его место одного из приближенных к себе клириков из греков. Но жители Бейрута не приняли иноплеменника и требовали себе владыку из арабов, своих единородцев; Патриарх, притворяясь непонимающим их тенденций и приписывая отречение их от нового архиерея личной антипатии их к нему, отнесся в соседний Патриархат, требуя пригодного для Бейрута архиерея из «чужеземцев». Кирилл, не долго думая, первого праздношатавшегося по улицам Иерусалима из греков, экс-игумена Святогробских угодий в Молдовалахии, соименного себе Кирилла отправил к соседу. Тот, не дождавшись, пока избранник, согласно своему обещанию, выучит два-три слова по-арабски, вопреки народному воплю, сейчас же поставил его в митрополита Бейруту. Бейрутцы и в город не пустили непрошеного архипастыря. Иерофей вынужден был, наконец, рукоположить им третьего архиерея, единоплеменного им. Выбор его пал при сем на настоятеля Антиохийского подворья в Москве, архимандрита Гавриила, араба родом, но грека духом. Иерусалимского же искателя приключений нарек Пальмирским – in partibus и послал в Москву управлять подворьем. И явился, таким образом, в первопрестольной столице нашей высокий сановник церковный, «Высокопреосвященнейший митрополит Пальмирский» Кирилл, с такою славою и почестью затмевавший собою смиренных викариев московской кафедры!

Но пришла очередь измениться всему строю затишной жизни Православного Востока. Болгарский вопрос 301, взволновав весь Патриархат Константинопольский, разошелся громким эхом и по библейской Сирии, затронув собою оба Патриархата и обоих старых друзей и, на время, соперников. На пробном камне Константинопольского собора 1872 г. должно было выясниться, какой пробы эллинизм был в том и другом Патриархе и насколько было в них лигатуры славянизма. К удивлению всех, оказалось, что «русский» Иерофей был рьяным поборником эллинского филетизма 302, а мнимый столп эллинизма Кирилл был панславист! Более сего: Кирилл обвинен был (конечно, не печатно) в государственной измене, как передававший Палестину в руки русских или намеревавшийся сделать из нее полувассальное княжество арабское, вроде родного ему острова Самоса, за что его отличные патриоты острословно окрестили именем Абдуллаха, а его собственный клир, не убоявшись Бога, объявил «схизматиком» и низложил.

Иерофей же проливал крокодиловы слезы над злополучным другом и сам, борясь с народом, клеветал (за кулисами) на свою паству перед предержащею властью, как на единомышленную России.

Вся эта, посмевавшаяся законам правды и логики, махинация юной «Турко-Греции» естественно не могла понравиться России и ее Церкви 303. Правители сей последней не замедлили дать понять махинаторам, что на сочувствие единоверной России отселе и впредь им нечего рассчитывать. Ловкие люди, приученные вековой практикой встречаться на Востоке только с политикой и почти никогда с Церковью Русскою, повели свою атаку софистики, угроз и лести на намеченный ими предположительно слабый пункт 304, но старая византийская тактика не привела бойцов к желанному концу ни там, ни здесь; Патриарх Иерофей, надеемся, окончательно уверился в том, встретив упоминаемый корреспонденцией отказ Св<���ятейшего> Синода принять назначенного им в настоятельство Антиохийским подворьем в Москве «русского» архиерея Агапия. Слава Богу! Великая, поистине, ЦерковьРусская начинает, наконец, заявлять о себе с достоинством на Востоке. Мы вовсе не намерены входить в разбор сообщаемых корреспонденцией сведений о предшествовавших отношениях Агапия к Иерофею. Зная несколько обе личности, думаем, впрочем, что не застращиванием, а скорее подлащиванием или, еще прямее, – подмазыванием первый достал себе святительство от второго. Характер дела, впрочем, от этого не изменяется. Иерофей еще раз хотел выехать на старом коне русизма, но, как говорится, обжегся. Довольно, впрочем, о нем; облик его довольно ясно обрисовался после всего, что мы сказали, и читавший корреспонденцию от 28 мая знает теперь, с кем он имел дело.

Перейдем к другой заметке – корреспонденции о Патриархе Иерусалимском Прокопии 305. Мы его мало знаем, слышали, что он весьма недалекий и весьма добрый человек, готовый во всякое время и пошутить, и прослезиться, отлично говорит по-арабски, и до патриаршества был весьма любим арабами, на которых так похож простотою нравов и привычками обыденной жизни. Знаем, что во все продолжение кирилловской истории он служил надежной и непроницаемой ширмой иерусалимской коммуне, а когда Кирилл намеревался сослать двух зачинщиков бунта в Саввинский монастырь на прохладу, а их перенял к себе паша и для отвода глаз посадил в своем доме под арест, то и Прокопии настаивал (и настоял, наконец), чтоб его тоже посадили вместе с ними, так что паша вынужден был взять с него расписку в том, что он самопроизвольно заключил себя в тюрьму.

Оштриховав немного этим личность Патриарха Прокопия, мы подойдем к нему там, где его ставит корреспонденция. В силу сообщаемых ею известий, Патриарх Прокопий адресовался в Святейший Синод посланием, в котором жалуется на настоятеля нашего Свято-Троицкого подворья (в первый раз мы слышим о таком подворье в Иерусалиме) и просит отозвать его из Иерусалима. Очень может быть, что и было такое послание и было такое требование. Но что же это за «Патриарх»? И как он «адресовался» к Св. Синоду? Святейший Синод до сих пор ничем не дал повода заключать кому бы то ни было в Иерусалиме, что он соглашается признать провозглашение Патриарха Кирилла схизматиком и, вслед за тем, насильственное низложение его с престола законным. Следовательно, как же Прокопий, в качестве Патриарха, мог адресоваться к Св. Синоду и даже иметь притязание, что будет услышан им? Святейший Синод как в болгарском, так и в иерусалимском вопросе оказал высокоблагоразумную сдержанность, не ставя себя прямо и открыто ни на ту, ни на другую из страстно и ожесточенно борющихся сторон и давая время угомониться страстям. Время это, несомненно, настанет, и настанет, может быть, именно вследствие принятого Св. Синодом такого невыясненного положения. Этой спокойной, величавой сдержанностью Русская Церковьнезаметно приурочивает себе то значение высшей апелляционной инстанции в христианском мире, которым пользовался когда-то престол римский и которым почтен был потом престол константинопольский. Дай Бог, чтобы она, приурочивая, и упрочила его за собой. А при сем, конечно, немыслима такая бессудная потачка самозваному Прокопию, какая представляется возможной корреспондентом. Св. Синод, вместо отозвания своего представителя в Иерусалиме по письму Прокопия, может прежде еще спросить последнего: кто он такой? – и, в случае надобности, препроводить письмо его к Патриарху Кириллу на рассмотрение. Нам кажется, что корреспондент поспешил в своих заключениях о предполагаемом решении Св. Синода. Если Св. Синод и решился когда-то отозвать из Иерусалима начальника тамошней нашей Миссии, архимандрита Леонида 306, по желанию Патриарха Кирилла, то не мог тогда иначе действовать, потому что сам же, снабжая архимандрита Леонида рекомендательным письмом к Блаженному Кириллу, в некотором роде поручал того сему в непосредственное ведение, отчего Патриарх Кирилл, пользуясь неопределенностью выражений синодального письма, и вообразил себя действительным начальником архимандрита. Ничего подобного, как мы осведомлялись в свое время, не заключало в себе синодальное письмо к тому же Кириллу, рекомендовавшее ему нынешнего начальника Иерусалимской Миссии, написанное уже совсем в другом духе и в других выражениях. Да и писано-то оно к Кириллу, а не к Прокопию, так что прежде, чем уважить «претензию» (выражение корреспонденции) последнего, Св. Синод может порекомендовать ему подождать другого подобного письма, к нему лично, о своем представителе в Иерусалиме, а и того проще – подождать ответной грамоты синодальной ему самому, открывающей возможность и уместность официальных сношений двух сторон.