Иларион Алфеев - Православие. Тома I и II

   У каждого колокола — своя уникальная обертоновая гамма, не повторяющаяся ни в одном другом колоколе и не соответствующая обертоновой гамме темперированных инструментов, включающей октаву, дуодециму, двойную октаву, двойную дециму и т. д. Более того, «колокола нельзя однозначно отнести ни к той группе музыкальных инструментов, которые имеют определенную высоту основного тона и гармонические обертоны, ни к той, которые их не имеют. Преобладающий по силе тон в спектре колокола есть, но он в значительной степени завуалирован негармоническими обертонами» [305] Благовещенская. Звуковые спектры. С. 35. .

   Данные выводы основаны на изысканиях выдающегося знатока колокольного дела К.К. Сараджева (1900—1942), чья деятельность приходится на 1920—1930–е годы, когда по всей России взрывались храмы, а колокола сбрасывались с колоколен и варварски уничтожались. Пытаясь сохранить московские колокола от гибели, Сараджев предпринял героический труд по их каталогизации. Кроме того, он устроил показательную звонницу, при помощи которой давал «колокольные концерты», ходатайствовал в Наркомпросе о разрешении на открытие звонницы в Парке культуры и отдыха. Искусство Сараджева красочно описала Анастасия Цветаева, сестра великой поэтессы, в повести «Сказ о звонаре К.К. Сараджев московском»:

   Большой церковный двор в одном из замоскворецких переулков медленно наполнялся народом… Мороз пощипывал. Люди постукивали нога о ногу. Ожиданье становилось томительным. И все–таки оно взорвалось нежданно. Словно небо рухнуло! Грозовой удар! Гул — и второй удар. Мерно, один за другим рушится музыкальный гром, и гул идет от него… И вдруг — заголосило, залилось птичьим щебетом, заливчатым пением каких–то неведомо больших птиц, праздником колокольного ликования! Перекликанье звуков, светлых, сияющих на фоне гуда и гула! Перемежающиеся мелодии, спорящие, уступающие голоса. Это было половодье, хлынувшее, потоками заливающее окрестность… Оглушительно–нежданные сочетания, немыслимые в руках одного человека! Колокольный оркестр!.. Подняв головы, смотрели стоявшие на того, кто играл вверху, запрокинувшись, он, казалось, летел бы, если б не привязи языков колокольных, которые он держал в самозабвенном движении, как бы обняв распростертыми руками всю колокольню, увешанную множеством колоколов. Они, гигантские птицы, испускали медные, гулкие звоны, золотистые, серебряные крики, бившиеся о синее серебро ласточкиных голосов, наполнивших ночь небывалым костром мелодий. Вырываясь из гущ звуков, они загорались отдельными созвучиями, взлетавшими птичьими стаями, звуки — все выше и выше наполняли небо, переполняли его… [306] Цветаева, Сараджев. Мастер волшебного звона. С. 13—14. В 1975 году, готовая свою повесть к публикации, Анастасия Цветаева послала один ее экземпляр Д.Д. Шостаковичу. Великий композитор ответил со свойственной ему сдержанностью: «Вашу повесть я прочитал с большим интересом. Все, что касается музыки, написано вполне убедительно и не вызвало у меня никаких возражений» (цит. по: Цветаева, Сарджев. Мастер волшебного звона. С. 8).

   Сараджеву принадлежит уникальный труд — «Список индивидуальностей больших колоколов всех колоколен г. Москвы». Этот труд не был опубликован при жизни автора: он сохранился в виде рукописи в архиве Института русской литературы (Пушкинского дома) и увидел свет лишь в 1977 году. Обладавший сверхтонким слухом, Сараджев различал в московских колоколах от шести до двадцати шести обертонов (как правило, чем больше колокол, тем большее количество обертонов он содержит). В общей сложности Сараджев обследовал 295 колоколен и записал звукоряды 317 колоколов. Многие из этих колоколов были уничтожены еще при жизни Сараджева, другие после его смерти. Таким образом, записи Сараджева, подобно надписям на надгробных плитах, остались единственной памятью о существовании этих колоколов–мучеников, разделивших судьбу всей Церкви и сотен тысяч ее членов в эпоху жесточайших гонений на веру.

   Рукопись Сараджева позволяет составить некоторое представление не только о звуковом спектре колоколов, но и о подборе колоколов для одной звонницы (в нескольких случаях Сараджев дает более чем по одному колоколу из подбора). Наиболее интересен подбор колоколов на Колокольне Ивана Великого в Московском Кремле, где самый большой колокол включает, помимо основного тона, 26 обертонов:

   В данном конкретном случае основные тона нескольких колоколов выстраиваются в хроматический звукоряд (при всей условности перенесения звука колоколов на нотный стан). Иными словами, при подборе колоколов данной звонницы старались обеспечить максимальное разнообразие тонов, причем даже расстояние в малую секунду не воспринималось как диссонанс. Любопытно, что старые мастера звона остро чувствовали, какие колокола подходят друг к другу, а какие нет, то есть существовало четкое представление о «колокольном консонансе». Но сформулировать правила такого консонанса, который «весьма диссонантен в классическом понимании этого термина» [307] Благовещенская. Звуковые спектры. С. 35. , по–видимому, вообще невозможно.

   Колокольный звон разделяется на несколько видов или жанров. Благовестом называются равномерные удары в один и тот же колокол (благовест совершается перед началом всякого богослужения, но в праздники благовест переходит в звон, а в будни не переходит). Перезвон — это поочередные удары в разные колокола: от самого низкого до самого высокого. Перебор — поочередный звон во все колокола в нисходящем порядке, после чего ударяют во все колокола вместе. Трезвоном называют наиболее торжественный, праздничный звон в несколько (5, 10, 12 и более) колоколов. Что же касается термина «звон», то он применяется ко многим видам разноритмичных ударов в несколько колоколов. В соответствии со своим назначением звоны могут иметь собственные наименования: красный (пасхальный, торжественный, особенно красивый), встречный (бывающий на встречу архиерея), водосвятный (к водосвятному молебну), погребальный, молебный и др. Некоторые ростовские звоны связаны с именами митрополитов или известных звонарей: Ионафановский, Акимовский, Егорьевский, Ионинский.

   Характер звона в значительной степени определяется высотой и мощью используемых колоколов. Но не менее важными являются другие составляющие звона — его ритм и темп. Пасхальный звон, напримеР. Х.рактеризуется подвижным темпом, использованием высоких колоколов и мелких долей. Для погребального звона, напротив, характерно использование медленного темпа, крупных долей и низких тембров. Благодаря богатству и разнообразию тембров, ритмов и темпов мастерам колокольного звона удавалось передавать самые разные состояния — от тревоги (удары в набат) и скорби (погребальный звон) до торжественной радости и ликования (праздничный или пасхальный трезвон).