Сергей Фомин - Пастырь Добрый

   У Николы Песковского (церковь, где я часто молилась) заказала обедню и уж как там молились за батюшку!

   Встретила с о. Константином и еще некоторыми другими батюшкино тело и проводила до Маросейской церкви.

   Я требовала от о. Сергия, чтобы он открыл лицо батюшкино, когда Ваня будет с ним прощаться. Он всячески старался успокоить и утешить меня, но сказал, что мою просьбу он исполнить никак не может.

   Привела Ваню прощаться, но он весь задрожал и не мог проститься со своим батюшкой. Он переживал потерю его, как смерть горячо любимой матери. Он почувствовал себя сиротой и не раз говорил мне об этом.

   Немного людей, я думаю, знавших близко батюшку, так трудно переносили разлуку с ним, как Ваня. Побывши немного в церкви, Ваня ушел. Я хотела остаться в церкви на ночь, но меня увел о. Константин.

   В ночь перед похоронами я просила батюшку снять с меня скорбь, так как боялась, что не выдержу ее в этот день. И вот вижу как будто во сне, что в комнате делается светло, и чувствую запах как бы очень хорошего ладана. У моего изголовья вижу особенный свет и из него слышу голос родного моего старца: во имя Отца и Сына и Святого Духа, — и чувствую как бы его благословение. Открываю глаза — скорби как не бывало. И эта радость держалась у всех почти до сорокового дня.

   Смерть батюшки была его успением. Его погребение было гимном торжествующего христианства.

   Казалось, что тело его отдыхает в гробу, а душа в неизреченной радости находится у престола Вседержителя. И часть этой своей радости он дал испытать нам.

   Он сбросил с себя одежду тленную, чтобы облечься в одежду нетления. Он оставил на земле свою оболочку, давно мешавшую ему, чтобы великая душа его могла во всей своей светлости предстать Пресвятой Троице.

   Помню, как трудно было пройти в церковь, пока там стоял батюшка. И всякий раз призывание его имени помогало и трудности исчезали.

   На Лазаревском кладбище провожали его с пасхальными песнопениями, так как народ духом понял, что для родного их батюшки кончилась его Голгофа и наступило Воскресение.

   На кладбище тело батюшки встретил Святейший, Патриарх Тихон, и видно было, как дух его беседовал в молитве с духом великого нашего старца о. Алексея.

   Вернувшись с похорон, я должна была все в подробности рассказать Ване. Он мне вдруг говорит с грустью:

   — А знаешь, что батюшка мне подарил?

   Я удивилась.

   — Пчел. Сегодня вышел рой и такой хороший и сел низко, на березке. Ваня очень любил пчел. Роя ждал уже давно, и не надеялся получить

   его. Чудно, что рой вышел в самое время похорон батюшки.

   Батюшка дал своему Ване то, что в то время больше всего могло утешить его.

   Долго не ходила я в церковь Маросейскую, несмотря на обещание, данное мною о. Сергию.

   Я не могла себе представить, как войду я в церковь, где батюшка некогда служил. Как войду в его комнату, где так много с ним пережила.

   Но в Успенский пост, когда за какое–то непослушание о. Константин поставил меня каяться, я пришла на Маросейку и стала на колени перед крестом.

   Все же здесь мне было легче, чем в какой–нибудь другой церкви.

   Ужасно было то, что после смерти своего старца я так скоро провинилась в самом главном — в непослушании.

   Вдруг во время Херувимский вижу: выходит батюшка со своего места (где исповедывал), а за ним идет Спаситель. Батюшка в чудных светлых ризах.

   К каждому молящемуся подходил он, брал его прошение и передавал Спасителю, Который молча принимал все, что батюшка давал Ему.

   Батюшка сначала обошел народ, потом сестер. Он был очень радостный, а Спаситель строгий.

   Мне стало страшно.

   Проходя мимо меня, батюшка сказал:

   — Опять, Александра?

   — Опять, батюшка, — со скорбью ответила я.

   — Ну, ничего, — утешил он меня и, обратясь к Спасителю, сказал:

   — Ничего, она исправится.

   — Исправишься? — спросил он меня.

   — Исправлюсь, батюшка! — всей душой воскликнула я и поклонилась ему.

   — Исправляйся и приходи к нам, — услыхала я его голос и все исчезло в арке около креста.

   Очнувшись, увидала, что пол и одежда моя мокрая от слез. Как радостно мне было, что старец мой родимый снова поручился за меня. Мне стало ясно, что здесь, в его церкви, он больше всего слышит нас, и что на Маросейку не ходить нельзя.

   Как–то очень провинилась в непослушании. Но о. Константин скоро простил меня, и я успокоилась, недостаточно осознавши свой грех и не покаявшись в нем.

   Пришла в церковь в одну из пятниц и во время молебна вдруг вижу в алтаре о. Алексея, но не его, а как бы только дух его, пламенеющий молитвой, и чувствую, как он требует от меня искупления греха.

   Он требовал долгого и тяжелого покаяния и, что особенно было грустно, не снимал его даже на св. Николая. Я просила его уступить, но он был неумолим.

   — Прощение будет только тогда, когда все исполнишь. И дух великого старца скрылся в левом алтаре.

   Я выстояла на коленях все службы, которые он мне приказал. Откуда явилось у меня покаяние и ясное сознание соделанного мною?

   И уж было же душе моей прощение, когда я все исполнила.

   Как–то днем лежала с закрытыми глазами и читала молитву Иисусову. Это было постом. Вижу светлый путь и в конце его стоит мой старец о. Алексей.

   Он говорит мне:

   — Читай ее в любви.

   — Батюшка, — ответила я, — о. Константин велит читать ее в покаянии, — теперь ведь пост.

   — Ничего. Я говорю тебе, читай ее в любви. — И показал как (я как бы видела, что у него в душе творилось в это время). — Пробуй, — приказал он.

   Я попробовала. Вышло хорошо. И стала я читать ее, как велел мне старец о. Алексей.

   Он скрылся, а молитва осталась навсегда.

   Чаще видела я моего старца и во сне, и наяву. Всегда помогал он мне, когда в чем я имела нужду. Особенно помог он мне в отношениях с моим «отцом».

   Мне, глупой, влезло в голову, что он не сумеет вести меня, и что Ване он тоже не сможет помочь (молиться за него).

   По молитвам старца моего, я стала подходить все ближе и ближе к «отцу» своему. Через год я уже ему исповедывалась во всем том, что при батюшке не говорила ему. И года через два о. Константин заменил мне все, как и говорил когда–то батюшка. Продолжая быть моим отцом духовным и руководителем, он стал и моим старцем. И когда это совершилось, батюшка перестал приходить и учить меня…

   Когда батюшка наставлял меня в духовной жизни и утешал меня, то он приходил часто ко мне и я очень этому была рада. Бывало, как долго его не вижу, особенно наяву, то, начиная скучать, прошу его придти скорее. Несколько раз жаловалась я об этом о. Константину. Сначала он потихоньку, а потом, наконец, строго сказал мне, что это нужно оставить совсем. Что это грех и грех большой видеть его наяву.