Эрлинг Кагге - Прогулка. Самый простой источник радости и смысла

«У времени нет концепции, – поясняет Уилсон в ответ на мой вопрос. – Мне часто приходится слышать, что в моем театре люди двигаются медленно. Одно дело – кто-то движется медленнее, чем в чьем-то понимании должно уходить на такое движение. Но если об этом не задумываться, то мы воспринимаем время совершенно иначе. Наше тело наполнено множеством различных одновременно действующих энергий, и каждая доля секунды обязательно будет отличаться от предыдущей. И осознание этого дает уже иной способ мышления».

Кстати, Уилсон обычно рисует на сцене карту, указывающую, до какого места на сцене, в каком темпе и в какой именно момент должен дойти каждый актер. Карта точнейшая, все выверено чуть ли не до сантиметра. А после того как актеры оттачивают свои движения и больше не нуждаются в карте, режиссер ее стирает.

Надо сказать, Уилсон довольно рано понял, насколько порой сложно правильно ходить и какой огромный массив информации передает походка человека. Когда родилась его младшая сестренка, оказалось, что ее ступни не шли от щиколоток прямо, а были сильно вывернуты назад, как голубиные лапки. Дело было в конце 1940-х в Техасе. Родители девочки согласились на операцию: врач должен был сломать кости и установить их под правильным углом, после чего начался длительный процесс заживления. Через год пребывания в ортопедических скобах и гипсе девочка научилась ходить. «Я смотрел, как она делала первые шаги, и это заставило меня по-другому взглянуть на собственную манеру ходьбы. Мы все ходим обычной походкой, даже не задумываясь, что бывает иначе. Сестре же приходилось сосредоточиваться на сохранении равновесия; на том, как поставить одну ногу, переместить другую вперед и при этом не упасть. Если внимательно присмотреться к нашей походке, то можно заметить, что шаг вперед всегда довольно быстр; я объясняю это живущим в нас с детства страхом падения в случае, если не выставишь быстро ногу вперед. А попытка удерживать равновесие, стоя на одной ноге и какое-то время не перенося вперед другую, – это совсем иной опыт».

К офису нашего издательства ведут двести двенадцать ступенек. По крайней мере мне так кажется. Честно говоря, я не раз пытался их сосчитать и каждый раз сбивался со счета.

Так вот, чтобы отвлечься от рутины (к сожалению, порой у меня создается впечатление, будто в моей голове мозг обезьяны, которая только того и хочет, что перепрыгивать с одного дела на другое), иногда я решаю, поднимаясь по лестнице, сосредоточиваться на каждой ступеньке. Спокойно поднимать ногу и ставить перед собой. Нечто сродни тому, что делала маленькая сестричка Уилсона, когда училась ходить. Я стараюсь не думать о следующей ступеньке, а концентрирую внимание только на одном шаге за раз, и ни на чем другом. И, знаете, это трудно. В ходе этого занятия мысли начинают носиться в моей голове, я вспоминаю о задачах, ожидающих меня наверху на рабочем столе, и тогда следую правилу, которое сам же установил, – вернуться вниз до той ступеньки, где мои мысли концентрировались исключительно на ней. А еще я могу развернуться спиной и продолжать подниматься по лестнице задом наперед. Так я сразу чувствую себя беспомощным, и это весьма эффективно заставляет меня отключиться от всего постороннего, сделать паузу, отстраниться от прошлого и будущего – даже если очень хочется подумать о делах, которые внесены в мое расписание.

Уже наверху, преодолев семь пролетов, я не могу точно сказать, что сейчас произошло. Такое впечатление, будто я получил ответы на вопросы, о которых даже не задумывался.

Возможно ли такое?

О чем-то подобном в свое время задумывался и Сократ: «Но каким же образом ты будешь искать вещь, не зная даже, что она такое?» Над этой дилеммой – или парадоксом Менона, названным так в честь софиста Менона, который в свое время и задал Сократу этот вопрос, – философы ломают голову вот уже 2400 лет. В 1942 году французский философ Морис Мерло-Понти предложил весьма удачный ответ, который можно отнести к любому человеку: ты мыслишь всем своим естеством.

Мерло-Понти отталкивался от гипотезы, что тело человека не просто набор атомов и соединение плоти и костей, а основа его мировосприятия. Мы способны воспринимать наши воспоминания и размышления пальцами ног, ступнями, ногами, руками, животами, грудью и плечами, а не только головой и душой, как считал Сократ. Иными словами, Мерло-Понти понял то, что со временем стало для неврологов и психологов объектом изучения: все вокруг нас представляет собой нечто, с чем наше целостное «я» может вести постоянный диалог. «Такого понятия, как внутренний человек, нет; человек существует в мире, и только в этом мире он познает себя». Когда мы что-то видим, нюхаем или слушаем, мы – чтобы понять этот опыт – используем информацию, уже хранящуюся внутри наших тел.

Если птица поет, спрятавшись высоко в листве дерева, я не могу провести четкую грань между звуком, который слышу, птицей, которую себе представляю, и другим похожим опытом, который поселился в моем теле раньше. Таким образом, птичье пение, слышимое вами, не такое же, какое слышу я, даже если поет одна и та же птица. У каждого человека собственная коллекция опыта, и, возможно, заархивированная нами информация играет в восприятии гораздо более важную роль, чем собственно пение птицы.

Маленькая сестричка Роберта Уилсона с трудом училась ходить, а у него самого были серьезные проблемы с речью. Мальчик заикался так сильно, что его почти невозможно было понять. Логопеда в Вако, где жила его семья, не было, поэтому родители возили сына в Новый Орлеан, Чикаго и Даллас. Ничто не помогало. Уже будучи подростком, Роберт познакомился с балериной, которая подсказала ему, как избавиться от заикания. И ее совет очень напомнил ему то, как сестра училась ходить. Балерина сказала, что, начав произносить слово, он ни в коем случае не должен нервничать или прерываться; надо спокойно и не спеша выговорить его полностью. Она сразу предупредила, что на одно-единственное слово, например «ко-о-о-не-е-е-ч-н-о-о-о-о», может уйти несколько минут. Похоже, она явно разбиралась в том, как функционирует наше тело. «Она просто объяснила, что мне нужно больше времени, чтобы выразить свою мысль, поэтому я замедлил свою речь и в течение относительно короткого времени, недель за пять-шесть, избавился от заикания».

Когда смотришь пьесу Уилсона «Прогулка», понимаешь, что при ее постановке он опирался на свой детский опыт, помня, что иногда на что-то нужно просто потратить больше времени. Например, на пересечение голландского острова Терсхеллинг, обычно занимающего не более сорока пяти минут, у режиссера и зрителей уходит целых пять часов. «Тогда я начал лучше осознавать свое окружение, и мое восприятие изменилось. Все виделось совсем не так, как воспринималось бы, если бы я двигался в нормальном темпе».