Донна Деномм - 8 ключей к целостности, наполненной надеждой [Инструменты для исцеления от душевных ран]

Один из основных принципов глубинной психологии [51] Глубинная, или аналитическая, психология занимается изучением психических процессов: сознательных, но больше – бессознательных. Карла Юнга – это трансцендентная функция . Центральная для развития (самостановления) индивидуального из всеобщего, трансцендентная функция позволяет нам выйти за пределы двойственности сознательного и бессознательного, известного и скрытого, добра и зла. Удерживая эти противоположности в единстве, мы открываемся дару нового озарения, двигаясь к полной Целостности.

Во время недавней поездки на этот тропический остров я обнаружила, что недалеко от того креста, все еще существующего, британский скульптор, дайвер и эколог Джейсон де Кайрес Тейлор разместил художественные новинки. Подводные скульптуры собраны в несколько групп на разных уровнях глубины и по мере погружения кажутся все более живыми. Эти статуи мужчин и женщин изображают что-то вроде деревни, выстроенной на песчаном дне, и их задача – продемонстрировать, что гармония между природой и культурой еще возможна, что не все еще потеряно. Подводный музей (MUSA) [52]уводит туристов подальше от рифов, которым уже угрожает исчезновение, обеспечивая Матери-природе уединенность, в которой она могла бы (и пытается) восстановить ресурсы, находящиеся под угрозой. Я нашла одну особенно трогательную и символическую фигуру беременной женщины с большим выпирающим животом. Ее завораживающие, проникновенные глаза вполне могут олицетворять то, что недавно родилось из глубин моего собственного подсознания, а также нашего коллективного бессознательного.

Многие духовные учителя говорят о переломном моменте, который предшествует значительному подъему, и, хотя я уже давно прошла то, что, похоже, было для меня сумерками души , во время написания этой книги еще и разбилась одна из моих ритуальных чаш. Хрустальная миска была подарком друга – старомодная салатница, которой я часто пользовалась, чтобы символически держать воду во время ритуалов очищения или освобождения. Ее глубокий яркий цвет, такой же естественно-синий, как океанская вода, был великолепен.

Когда я осторожно поставила чашу (в первый раз за все время) на процедурный стол, эта ярко-синяя хрустальная емкость неожиданно взорвалась с громким резким хлопком, разлетевшись осколками во все стороны [53]. Ведь всего несколько мгновений назад она изящно покоилась в моих руках. Я с благодарностью почувствовала облегчение, поняв, что никакого вреда эти осколки мне не нанесли, хотя ваза взорвалась чуть ли не в руках и силы и отдачи было достаточно, чтобы хорошенько меня тряхнуть.

В детстве, подвергаясь издевательствам, я отказывалась воспринимать физическую реальность происходящего и, убегая от нее, начинала блуждать взглядом по ряду свечей на алтаре. Отчего-то меня всегда привлекали те, что горели в кобальтово-синих лампадах (и никогда в красных): их ярко-голубое сияние утешало меня, когда я переводила взгляд с одного язычка сияющего пламени на другой. Могла ли разбитая чаша олицетворять разрушение той старой парадигмы, в которой я нуждалась тогда, не желая осознавать реальность насилия над собой? Могли ли разбросанные осколки символизировать необходимость рассказать, «раскидать» по миру личные тайны, укрываемые мною в стремлении сохранить ложную безопасность?

Теперь я понимаю, что моя героическая позиция отказа признать себя жертвой, хоть и практичная и продуктивная, так и оставила часть меня с незажившей раной. Если я не признаю и не исцелю ее, переживания невинного ребенка, которого предали, останутся во мне; и даже если я предпочту отвергнуть этот аспект себя, его влияние сохранится, пока я буду взрослеть.

Что приходит на ум, когда вы слышите слово «жертва»? У меня всегда было свое представление о значении этого слова. Тем не менее, готовясь к написанию этой книги, я полезла в словарь за его настоящим определением и поразилась тому, что обнаружила. Словарь Мерриама – Вебстера определяет жертву прежде всего как «живое существо, приносимое в дар божеству или при исполнении религиозного обряда» [54] Онлайн-словаь Мерриама-Вебстера. http://www.mirriam-webster.com/dictionary/victim Accessed 1 November 2011. . Глядя на свою ситуацию с этой точки зрения, я понимаю, что по этой правде я, без сомнения, жертва. Вот так просто и понятно: я – жертва.

Жертвы не всегда бывают стереотипно слабыми и беспомощными. Сильные люди, умеющие выживать, тоже становятся жертвами. Среди нас есть многие, кто не просто выживает, но и процветает – да еще и с удвоенной силой. Вот такие честолюбцы, движимые неутомимым стремлением к успеху, и отвечают: «Я вам покажу!» – всем тем, кто причиняет им боль.

А как насчет внутреннего ребенка, которому все еще больно? Он-то все еще там, со страдающей душой. То, что мы отталкиваем от себя, ведет себя именно как сердитый ребенок. Много лет назад, когда я впервые столкнулась со своим раненым внутренним ребенком, она посмотрела на меня с яростью в глазах и сказала: «Это ТЫ держала меня в плену все эти годы!» Казалось, она-то почти забыла об издевательствах и насилии. А моя неспособность принять ее рану держала ее под замком. Об этом важном аспекте прощения себя хорошо пишет Мэтью Фокс в своей книге Original Blessing («Оригинальное благословение»):

«Цель прощения себя – пролить свет на иллюзии, страхи и самооценки, которые держали нас в плену, выступая в роли нашего собственного тюремщика… Прощение себя – это тихое рождение. Оно присуще тем моментам, когда сострадание, любовь и слава великого „Я“ рождаются (сами или через нас) из наших непосредственных переживаний и выходят за пределы старых определений » [55] Matthew Fox. Original Blessing: A Primer in Creation Spirituality, Bear & Co, 1983, p. 136.

Признав в себе жертву и обняв ее, мы открываем выход за рамки тонких оттенков ее определения к истинному исцелению. А глядя в лицо ее уродству, выражаем искреннее уважение к тому, что она пережила, и это служит объединяющей силой. Теперь я притягиваю эту юную жертву к своей взрослой груди, утешая ее и надеясь, что с этого момента никогда больше ее не брошу, а буду держать у самого сердца – всегда. И это самое меньшее, что я могу сделать.