Александр Берзин - Пустотность, или полное отсутствие невозможного «я»

Оранжевая сфера, оранжевый шар со вкусом, запахом и так далее является достойной, или подходящей, основой для обозначения апельсина как условного явления, с которым все мы согласимся. Мы используем разные лейблы, разные ярлыки для обозначения: «апельсин» в русском, «orange» в английском. Но мы говорим всегда об одном и том же, и мы понимаем друг друга, о чём идёт речь. Итак, есть ярлык, есть основа для обозначения, есть апельсин, стоящий за термином.

Do you follow? “Who am I? Am I my body?” Well, this body, when I was a baby, and the body of, you know, who I’m now, as an older man, it’s not the same at all. There is not a single cell in the body that is the same.

И кто такой я? Я – это моё тело? Является ли моё тело моей личностью? Но моё тело, когда я был ребёнком, оно было весьма и весьма отлично от моего тела, которым я обладаю сейчас, – тела пожилого человека. И, как вы знаете, каждые семь лет в нём не остаётся ни одной идентичной клетки, то есть все клетки умирают и сменяются, то есть там уже нет ни одной клетки из тех, что там были в детстве.

Вопрос: Вопрос, собственно, о границах конвенциональности. В принципе мы все знаем, что апельсин – это набор цвета, запаха и так далее, и так далее, но, в принципе, любой человек может представить себе синий апельсин, то есть апельсин, но вот синий или со вкусом мыла. И, тем не менее, это окажется апельсин, но вот просто такой уродливый. Таким образом, мы получаем, что вот этот третий фактор, он отличен: это получается некая самосущая, такая платоновская идея апельсина, которая может не совпадать с основой для наименования.

Question: Where lies the limits of the conventionalities of conventionally true phenomena, because all of us, we can sort of try and imagine a blue orange? It’s sort of OK, so we can have a blue orange. Or an orange with a salty taste, we can also try to imagine. So, we can substitute the basis for designation and still have the orange behind it. So if the idea of an orange that sits behind the term -- is kind of a Platonic idea thing, which is self-sufficient, independent, standing on its own... Alex: No, not at all. This gets into the discussion of voidness.

Алекс: Нет, это не так. И опять это уводит нас в дискуссию собственно о том, что такое пустотность.

So we have to jump ahead in order to answer your question.

Для того чтобы дать ответ на твой вопрос, нам придётся немножко запрыгнуть вперёд.

Well, we might as well do that, since our weekend is short.

И уж коли мы делаем это вкратце, давайте, может быть, попробуем это сделать.

When we talk about voidness, what we are talking about is what is it that establishes the existence of something?

Итак, говоря о пустотности, что является тем фактором, позволяющим нам утверждать о существовании чего-то?

“Establish” is the same word as “to prove.”

«Утверждать о существовании» – это примерно то же (“establish” – утверждать что-то), что и «доказывать что-то».

We are not talking about what creates the object.

Мы не говорим, что создаёт объект, что его порождает, что его утверждает, позиционирует.

Voidness is saying that there is nothing on the side of the referent object that establishes the existence of that object as that object,

Пустотность свидетельствует о том, или говорит о том, подразумевает то, что со стороны постигаемого объекта, подразумеваемого объекта, нет ничего, что подразумевало бы его существование как данного объекта. Итак, в самом подразумеваемом объекте нет ничего, что свидетельствовало бы,

as a validly knowable item.

что утверждало бы сам этот объект как познаваемую сущность, как вещь, которую можно знать («knowable item» – познаваемую сущность), верно, или доподлинно, познаваемый феномен.

We are not talking about calling this table an orange.

Я не говорю о том, что… [Мы не говорим о том, чтобы называть стол апельсином]

When we talk about objects, we are talking about something that is knowable, which is validly knowable, which can be known correctly, and other people who know correctly would agree. Nobody would agree that this thing in front of me is an orange. It’s a table.

Я говорю о верном познании, об объекте, который может быть верно познан. Говоря это, я оговариваюсь о невозможности неверного познания, я не говорю о неверном познании, например о наименовании этого стола, или о познании этого стола как апельсина. Я говорю о том познании, с которым согласятся окружающие, которое конвенционально, или относительно, обусловленно истинно.

Let’s use an example to illustrate what I’m talking about.

Давайте проиллюстрируем на примере то, о чём я говорю.

Think of an emotion.

Подумайте о какой-то эмоции, о чувстве.

An emotion that I usually use is jealousy, but it could be any emotion.

Обыкновенно для примера я использую зависть или ревность, хотя это может быть любая из них.

What is jealousy?

Итак, что такое зависть?

Or let’s use the simpler example first, the color – red.

Или давайте попроще пример рассмотрим для начала: цвет. Красный.

If you think of the light spectrum,

Итак, думая о световом спектре,

there is absolutely nothing on the side of the light spectrum that has boundaries and markers, that from the side of the light, divides the spectrum into yellow, orange and red: on this side of the line it’s orange and on that side of the line it’s red. There is absolutely nothing on the side of the light.

в самом световом спектре или в этой палитре цветов, которые мы находим в естественном цветовом спектре, мы не находим со стороны самой этой палитры, со стороны самого этого спектра никаких чётких, установленных кем-то или самой этой шкалой, разделителей, линий, которые бы говорили нам недвусмысленно, что здесь кончается оранжевый, здесь начинается красный, здесь начинается зелёный и так далее. Ничего такого со стороны этой шкалы не существует.

So, what establishes it as red or yellow or orange is merely concepts, and words, and labels -- nothing on the side of the object.

Что утверждает те или иные цвета, как зелёный, желтый, красный, синий и так далее, – это лишь ментальные обозначения, это концепции и это вербализация, то есть термин, употребляемый по отношению к тем или иным цветам.

A group of people, thousands of years ago, got together and they decided that they were going to refer to a certain band with a certain set of arbitrary sounds, totally arbitrary sounds, “rah eh dah,” with no meaning in these sounds. But they said, “Brilliant idea!” We will use these sounds to represent something with which -- in their minds -- they divided the light spectrum.

Примерно что происходило. Видимо, тысячи лет назад собралась какая-то группа людей, абстрактная группа людей, которая решила, что определённую волновую частоту светового спектра они будут называть каким-то на тот момент совершенно абстрактным, непрактичным понятием, «кэрэасный». Её так назвали – и отныне пошла у них тенденция, что это называется красным. Вот так отныне и повелось.

Different groups of people maybe had a similar idea, but they didn’t necessarily divide the light spectrum in exactly the same way -- maybe, a few angstroms in this direction, a few less in that direction. That, they decided, was “red,” and they used another arbitrary set of sounds to refer to it.

И в этот момент также могла произойти какая-то другая встреча другой группы людей, не менее авторитетной, которая решила, исходя из своих вкусов и предпочтений, что границы красного несколько шире: залезаем здесь в оранжевый, здесь в какой-то иной цвет; и решили назвать это красным, но придав этому какое-то другое звучание, назвали это каким-то другим словом. И понятие красного у них было пошире, чем у первой группы.

And even the definition of “red” is made up by some group of people with the concept they made of the definition. The defining characteristics – you can’t find them on the side of the object, “from this wavelength to that wavelength.”