Иерофей - «Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

Каковы жилища этих людей? Это простая пещера в скале, к которой пристроена деревянная хижина с оцинкованной крышей. Никакой растительности, никакого урожая, в противоположность обильной зелени, растущей на остальной части Святой Горы. Маленькая лестница, ведущая к прибывающим суднам, сокрыта чаще всего от ветра и штормов.

Несмотря на все это, посетитель все же не может не почувствовать, что это место несет в себе идею, нечто интересное и привлекательное.

Ощущается присутствие тайны в душах и мыслях людей, избравших провести здесь всю жизнь вдали от мира, в строгом посте и лишении, у которых лишь одна цель — общаться с Всевышним. Каков строй их мыслей?

Желание узнать что-нибудь привело меня к дверям одного пустынника.

Это была маленькая деревянная хижина с внутренней перегородкой, маленьким двором, с естественной изгородью из камней. Маленькое дерево посередине. Тонкая труба, прикрепленная на дереве, проводила питьевую дождевую воду пустыннику из естественного резервуара, находящегося немного выше. В долгие периоды засухи этого небольшого количества воды часто не хватает.

Старый монах с печальным выражением лица, больной, одетый в лохмотья, открыл мне дверь. Я спросил его, где находится хижина отца Афанасия (старца Софрония. — Митр. И. В. ), которого я хотел увидеть. Не задав мне ни малейшего вопроса, он отвел меня туда, куда я хотел. У входной двери стоял отец Афанасий (это не его имя, но, уважая его желание разорвать всякую связь с миром, я называю его Афанасием). Это был благородный молодой человек, светловолосый, худой, полубольной, с бледным лицом и удивительными голубыми глазами.

— Добро пожаловать, — сказал он и протянул мне руку. — Проходите.

Его хижина не отличалась от других, которые я описал. Она находилась на обрыве, и открывающийся вид до самого горизонта был невообразимо великолепен. Водопроводная труба крепилась на маленьком дереве и пустых баках. Небольшая каменная печка, служила плитой. Два сидения во дворе и маленькая доска в качестве стола. Справа была расщелина пещеры — последнее жилище его предшественника. В этой расщелине окончит свою жизнь и отец Афанасий, когда Бог призовет его к Себе.

— Присаживайтесь, — сказал он, извиняясь за скудный прием. — Мы не привыкли к посетителям.

Я уже давно слышал об этом человеке. Талантливый художник, с высшим образованием, говорит на многих языках. Принимавший меня когда-то устраивал прекрасные художественные выставки в Париже. Он жил искусством, желая открыть новые горизонты в живописи; любил читать духовные книги. Он признался (по его собственному суждению. — Митр. И. В. ), что в какой-то момент через книги открыл для себя путь, по которому надлежало идти. Незамедлительно он отправился прямо на Святую Гору. Сначала послушник, затем монах в монастыре. Но и монастырская жизнь его не удовлетворяла, так как казалась слишком мирской. Так он стал пустынником. Это был мой собеседник, стоявший прямо передо мной с улыбкой на устах.

В нем не было ничего театрального, ничего притворного.

— Вы голодны, — сказал он мне. — Разрешите мне что-нибудь Вам принести.

Я отказался и попросил прощения за беспокойство своим визитом без предупреждения в столь неподходящий час.

— Хорошо сделали, что пришли. Я хочу, чтобы Вы что-нибудь съели.

Он подвесил на проволоке маленькую керосиновую лампу и при тусклом свете подошел к очагу, где подогревался маленький кофейник со странным отваром. Это был тахини, который с небольшим количеством хлеба был нашим обедом в этот вечер.

Мы долго по-дружески беседовали. Уже было два часа пополуночи, и при этом я не чувствовал ни малейшей усталости, хотя и прошел пешком весь день. Я был рад, что мне выпал случай узнать нечто из мыслей этих людей. Отец Афанасий понял это сразу по моем прибытии:

— Вы хотите узнать вещи, выходящие за рамки обычной мирской жизни.

— Это правда, — ответил я. — Я бы хотел Вас спросить о некоторых вещах. Например, Вы, отец Афанасий, нашли здесь то, что хотели найти?

— Несомненно, — ответил он. — Я совершенно убежден в этом.

— Хорошо. Вы, талантливый художник, столь сильно почувствовали призыв Бога, что пришли сюда?

— Это случилось постепенно, я не понимаю как. До некоторых пор я жил только искусством. Я хотел, чтобы искусство вернулось в эпоху Возрождения, но понял невозможность этого: так постепенно перешел я к чтению религиозных книг. Казалось (стремление скрыть самого себя. — Митр. И. В .), мне открылся тот путь, по которому мне следовало пойти. И вот я здесь.

— Вы полностью оставили живопись?

— Да, полностью: уже много лет, как я не брал в руки кисть. Я удовлетворен моей новой жизнью.

Пока мы говорили, забрезжил рассвет. Я был под таким впечатлением, что, казалось, можно было различить в шуме волн нечто неведомое рядом с нами. Я хотел узнать, как он живет осенью и зимой.

— Случается, — как он мне сказал, — что невозможно из-за сильного ветра удержаться на ногах прямым. Море здесь особо свирепое и опасное. Иногда ветер сносит крышу. Происходит много несчастий. Пустынников снабжают проходящие суда — моряки кладут немного пищи, хлеба и чая в корзины, висящие на скалах, и подвижники их потом поднимают. Пустынник умирает в своей хижине, и тот, кто найдет его тело, погребает его там.

Я лег спать на доску, на которой было покрывало. Мои впечатления были настолько живыми, что я не мог сомкнуть глаз до рассвета, когда нужно было уходить, ибо при солнце поднимается ветер, делая отъезд затруднительным. Меня ждала лодка с вещами.

Я пожал руку моему собеседнику, и он трогательно поблагодарил меня за визит.

— Бог с Вами, — сказал он мне.

Лодка отчалила от скалы, и в течение часа я смотрел на суровый и великолепный вид негостеприимного берега, на котором еще был виден худой силуэт пустынника.

* * *

Я читал описание Карулии и в других сочинениях святогорцев, и не только, и теперь пережил это сам. Сколько раз со страхом Божиим, поисками, жаждой и молитвой ходил я по этим дорожкам от набережной наверх и сколько раз я спускался от Катунакии в Карулию в летнее время при невыразимой жаре!

Там ощущаешь себя вне жизни и смерти, встречаешь подвижников, чье богословие написано на их телах. Я услышал от них "глаголы жизни".

После Карулии я посетил скит Святой Троицы вблизи монастыря Святого Павла. Я следовал по стопам старца: из русского монастыря он ушел на Карулию, где провел примерно семь лет, и затем — три года в скиту Святой Троицы.

Этот скит между монастырем Святого Павла и Новым скитом виден с моря, если плыть на корабле. Я поднялся туда по труднопроходимой и незаметной тропке, начинающейся от пристани монастыря Святого Павла. Шел я один, молясь. Дойдя до скита, я немного постоял в благоговении и помолился, испрашивая молитв старца, и затем вошел внутрь. Это была пещера, скрытая за двумя маленькими комнатами и маленьким храмом. Небольшое строение покрывало своей крышей пещеру. Это было место удивительное и уникально подходящее для пустынной жизни и покаяния. Я долго там сидел и молился, прося молитв старца. Эта пещерная келия была к тому времени заброшенной: окна и двери качались от порывов ветра.