Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Эти знаменитые сравнения могли служить в своё время и на своём месте в эпоху, когда именно понятие личности ещё не было выделено и когда следовало предполагать то, что можно было иметь в одном и том же едином существе определённый порядок различий, не разрушающий единство и простоту. Но все эти сравнения по необходимости ведут к ошибке, так как они выражают различие лиц в терминах природы. Для того чтобы эти сравнения выражали различие лиц, нужно было бы полагать соответствующие им три выражения как действительно различные и несмешиваемые. Но для того, чтобы подчеркнуть единичность божественной природы, мы затем будем вынуждены принять сравнение в противоположном смысле, настаивая на наличии глубокого тождества, которое существует между собственно этими тремя выражениями, как образующим один и тот же единственный дух. Итак те же выражения служат поочерёдно, в зависимости от рассматриваемого аспекта, для выражения единства природы или различия лиц; таким образом они представляются различными, не будучи ими, но продолжая быть, откуда неизбежно возникает впечатление крайней абстракции, очень тонкой и мало убедительной.

Остерегаться ли также таких обычных выражений, как « Дух есть Любовь ». Конечно, Дух есть любовь, так как Дух есть Бог и Бог есть любовь. Но Дух не является в большей степени любовью, чем Отец или Сын. Сын и Дух, будучи Богом, не есть что-то другое, чем Отец. Лица между собой или к нам могут иметь отношения, выполняющие различные роли. Но в порядке существа и божественной природы нет ничего, что могло бы сохраняться или « быть » у одного в большей степени, чем у другого.

Мы не ставили перед собой задачу провести более или менее систематическое исследование великой тайны творения. Как Бог, полностью нематериальный, может создать материю? Впрочем, что такое материя? Является ли тварное существо новым существом, дополнительным по отношению к Существу Бога? В каком смысле Бог присутствует в тварном, даже материальном бытии? И какие отношения связывают существо Бога — не пространственного, и материю — непременно пространственную, жизнь Бога — не временную и творение, связанное с изменением, движением и через это, неизбежно — с временным, и т. д.? Столько пугающих вопросов, которые, как нам кажется, до сих пор остаются без ответа и которые мы даже не будем пытаться здесь рассматривать. Мы хотели бы здесь обратить внимание только на одну сторону в осуществлении творения, сторону, которая в нашем понимании составляет собственно узел этой тайны, в то же время, эта сторона нам более доступна и для нас куда более важна, так как она проясняет всю основу нашей истории, которой мы уже касались, говоря о Боге. В конечном счёте, она одинаково глубоко затрагивает как Творца, так и творение. Мы хотели бы обратиться к тайне творения только в силу того, что творение есть дело любви, в той мере, в какой эта тайна в основе своей есть лишь особый аспект первой тайны, тайны Любви.

Итак, мы начнём с того, что уточним на основе Писания и свидетельства мистиков, каково отношение Бога к миру, иначе говоря, каков смысл творения и почему Бог нас сотворил, или же, чему в Боге соответствует наше сотворение. Затем мы затронем особый аспект тайны творения: время и пространство. История наших отношений с Богом развёртывается во времени и пространстве, при этом представляется, что течение этой истории, начиная с греха и до возвращения к Богу, подразумевает аспекты времени и пространства, не соответствующие законам, которые мы можем обычно наблюдать. Итак, попробуем для начала немного проникнуть в эту тайну.

Таким образом, мы будем уже лучше вооружены, чтобы подойти к центральной проблеме тайны творения: проблеме зла, которая является отрицанием самого творения в его сердцевине. Любое предлагаемое решение проблемы зла подразумевает утверждение о нашем отношении к Богу и, в конечном счёте, о Самом Боге. Именно под этим углом мы рассмотрим решение, предложенное языческой античностью и за много столетий уже ставшее «классическим». Мы довольно быстро увидим, что оно соответствует философской концепции Бога, обнаруживаемой в последовательном виде во всяком богословии, так как оно руководит в самом Боге всеми взаимоотношениями Бога с миром. Отказ от этого решения и, особенно, от его последствий заставит нас лучше осознать требования и трудности нашей исходной интуиции.

Наше собственное исследование будет развито в других главах.

Прежде всего, нужно снова сказать и подчеркнуть, что Бог сотворил мир любовью. Не ради тщеславия, не для показа всех Своих свойств и не для «демонстрации» их, как обычно говорят в богословии. Бог знает Самого Себя. Он знает, на что Он способен, и Отец уже имеет внутри Своей вечной жизни Сына и Духа, с Которыми Он может всецело наслаждаться тем, чем Он является. Следовательно, Отец не нуждается в том, чтобы поражать ( удивлять ) кого-либо, чтобы сильнее наслаждаться Своей божественностью. Не имеется для Него никакой причины, принуждающей Его иначе подчёркивать Свою Справедливость и Своё Милосердие, и никакой причины творить миры нарочно наполовину незаконченными, как предполагают некоторые, чтобы выставить напоказ разнообразие своих талантов. Бог творит только чистым добром и чистой любовью, так как любовь любит любить.

Мы уже мельком видели, какое изобилие радости Бог мог найти в Самом Себе или в Своей жизни Троицы. А теперь мы оказываемся перед великой тайной, которая заключается в следующем: почему Бог захотел творить? Или, иначе говоря: какую радость ещё может найти Бог для Своей любви в Своём творении? Мы оказываемся, как это часто происходит в богословии, перед чем-то вроде высшей тайны, подняться над которой мы не можем и которую мы можем только слабо осветить. Однако мы правильно догадываемся, что если мы будем обладать этим самым ключом, всё остальное будет открыто нам.

Проблема состоит не в том, чтобы понять, что Бог может испытывать радость любить и быть любимым. Это даже не нуждается в осмыслении, так как Бог есть Любовь, и это то, что подразумевает любовь. Но мы видели, что этот взаимообмен имел место в полноте и совершенстве в Самом Боге и, кроме того, в этом обмене был единственный возможный способ достижения совершенства. Мы пытались понять, какую роль могло исполнить каждое лицо в союзе двух других, позволяя им сообща осуществлять ту самую любовь, быть и обладать любовью, которой они взаимно одариваются при совершенном обмене, когда каждое третье лицо дарует двум другим, при равном совершенстве, всю любовь, какую оно получило. Можно даже представить, как мы уже признали, четвёртый объект, как общий для трёх божественных лиц предмет любви. Но при этом истинная проблема состоит в следующем: что ещё может представить наш ответ любви по сравнению с той, которую Бог находит в Самом Себе в Троице?