Архимандрит Феофан - Неблаженные блаженные святые. Рассказы о необыкновенных подвижниках

Животных блаженная очень любила, и они любили ее. Бывало, стоило ей только показаться на пороге, как на голове и плечах у нее уже сидели голуби; стая ворон и галок неотступно вилась над ней, шла ли она пешком или ехала в кибитке, запряженной лошадью, подаренной ей княгиней Хованской. Ездила старица не иначе как шагом, причем всегда в обществе четвероногих и пернатых друзей: кошка, собака и петух были ее постоянными спутниками прямо в кибитке.

Обычно и летом, и зимой подвижница одевалась в рубаху из толстого неваляного серого сукна. Лишь изредка зимой, в большие морозы и то только для проезда в город, она надевала мужской нагольный тулуп. Обуви блаженная не носила – в любую пору (по словам очевидца, «на ногах, кроме непроницаемой грязи, ничего не было»). Голова у нее была стриженая. Иногда она обматывала ее тряпкой или надевала шапку с опушкой.

На шее юродивая носила медное ожерелье и медную цепь, на которой висел тяжелый медный крест. Кроме того, под одеждой подвижница носила тяжелые железные вериги. Но это было глубокой тайной, которую блаженная, как говорит об этом случай с помещицей Дубровиной, тщательно скрывала даже от лиц, крепко ею любимых и в других случаях пользовавшихся ее доверием.

Помещица Елена Андреевна Дубровина, любившая старицу и искренне ее уважавшая, часто приезжала во Владычний монастырь и останавливалась в монастырской гостинице. В эти приезды она всегда считала долгом навестить и старицу Евфросинию, которая, в свою очередь, не раз навещала ее в гостинице. Они подолгу и с удовольствием беседовали. Нередко видели их вместе, прохаживающимися по монастырю и около него.

В одну из таких прогулок, когда обе собеседницы, утомившись, присели отдохнуть на лавочке за монастырской оградой, госпожа Дубровина, положив руку на спину старицы, ясно ощутила на ее теле вериги.

Старица в сию же минуту встала и строго сказала:

– Не трогай меня! Это моя тайна, и тебя не касается!

Спала блаженная на голом полу вместе с собаками.

А если кто-либо из посетителей спрашивал, зачем она позволяет собакам спать с собой, старица отвечала:

– Я хуже собак.

А как она спала?! Никто никогда не видел, чтобы она лежала всем телом. Обычно она полулежала, подперев голову рукой, поставленной на локоть. Можно представить себе, каков был ее сон…

Строгая по отношению к себе, всегда и во всем себя ограничивавшая, намеренно подвергавшая себя разного рода стеснениям, неудобствам, лишениям, блаженная не могла спокойно смотреть на людское горе, на людские страдания и скорби. При виде обрушившейся на человека тяжелой невзгоды она всегда спешила к несчастному с молитвенной помощью.

Одна случайная посетительница старицы Евфросинии, жена священника отца Павла Просперова, еще девушкой, направляясь с товарками в Свято-Троицкую Сергиеву лавру, по пути зашла в Серпуховской Владычний монастырь к подвижнице с письмом от помещицы П-ой.

Здесь путница заночевала и после рассказывала о своем пребывании у старицы.

«Когда я с товарками подходила к монастырю, матушка сидела на лавке около ограды. Неподалеку от нее стояли молодые парни и бросали в нее кто чем попало.

Вдруг она встала, подошла к ним и сказала:

– Давайте, бейте, плюйте в меня!

Те отвернулись и стали отходить, и она отошла.

Мы, узнав, что это матушка Евфросиния Григорьевна, подошли к ней и подали письмо.

Прочитав его, матушка, между прочим, сказала нам:

– Барыня-то какая добрая, захворала и умерла.

И это действительно впоследствии сбылось: Госпожа П-ва вскоре заболела раком и умерла.

Потом старица позвала нас к себе на ночлег (нас было пятнадцать человек). Мы с радостью пошли за ней.

Приняв нас, матушка принесла хлеба и квасу и, накормив, уложила спать: крестьянок – в сарайчик, а меня и дворовых в своей комнате, где мы и рассмотрели все…

При входе в комнату, в стороне были понаделаны нашесты, на которых сидело более двенадцати кур и индеек, немного дальше стояла кровать с занавеской и покрывалом. Как первая, так и последнее были грязны; последнее прикрывало что-то вроде кирпичей или камней. Под кроватью стояла кошелка, в которой помещались две огромных кошки с котятами; за кроватью – к другой стороне, стоял стол и на нем образ с возженной лампадой; недалеко от этого стоял другой стол, накрытый салфеткой, а под ним как попало лежали разные съестные припасы, к которым по очереди подходили кошки с котятами.

Все это мы рассмотрели, пока матушка укладывала крестьянок.

На дворе у нее были лошадь, корова, а у дверей была привязана огромная собака.

Уложив крестьянок, матушка указала и нам место. Но мы от чрезвычайно удушливого и тяжелого воздуха всю ночь не могли уснуть, а около нас сидела матушка Евфросиния и все время про себя шепотом читала молитвы.

Вдруг в стекло рамы кто-то постучал.

Матушка встала, подошла к окну, отворила его и проговорила:

– Что? Нагулялся?

И в комнату влетел огромный ворон, каких мы никогда не видывали, и закаркал. Матушка принесла горшок каши, рассыпала ее на коленях и стала кормить ворона. А когда он перестал клевать, матушка набрала кашу в рот, и он стал хватать у нее изо рта. Потом вспорхнул и вылетел вон, а матушка опять стала читать молитвы.

В полночь пропел петух, матушка, перекрестившись, со словами: «Во имя Отца» и прочее, встала, подошла к столу, поправила лампаду и начала молиться стоя, по книге. С рассветом подняла нас, подала нам умыться и отпустила всех с миром и благословением».

Пищи для себя блаженная не готовила, не ходила она и в монастырскую трапезу, а брала лишь хлеб и квас с монастырской кухни да изредка пила чай – этим и питалась.

Выходя из своей кельи, обычно с палкой в руках, она шумела, кричала и пела. Палкой юродивая иногда ударяла монастырских сестер. Но никто не обижался на нее за это.

По ночам она часто ходила вокруг монастыря и пела, иногда забывалась и кричала.

Днем старица ходила в монастырский двор, где собирала грибы, цветы и разные травы. Эти травы она потом раздавала обращавшимся к ней за помощью больным, приговаривая:

– Пейте, будете здоровы.

И больные по вере своей получали облегчение или исцеление от недугов.

Особенно любила блаженная посещать находящуюся близ монастыря часовню, под которой, по преданию, были погребены семь отроческих голов. Она украшала иконы цветами и молилась здесь в уединении.

В церковь блаженная ходила не всегда. В раннюю обедню старица Евфросиния имела обыкновение молиться у себя и в это время никого к себе не впускала. А когда бывала в церкви, то почти не стояла на одном месте; по большей части ходила по храму.

В праздник Крещения Господня блаженная имела обыкновение ходить с крестным ходом, совершаемым из Серпуховского собора, на реку Нару и погружаться в Иордан. Тотчас по окончании молебна она в своем сером суконном балахоне, не обращая внимания ни на какой мороз, опускалась в освященную воду и, выходя из нее, говорила окружающим: