Филипп Дженкинс - Войны за Бога. Насилие в Библии

Иными словами, у мусульман, желающих примириться с дикими и кровожадными текстами, существует множество разных ресурсов — как и у представителей иных религий. Особенность мусульман, разумеется, заключается только в том, как эти ресурсы используются сегодня. В подавляющем большинстве нынешние мусульмане живут в государствах, которые беднее и слабее стран Запада и где система образования развита куда хуже, тогда как религия сохраняет свое влияние. Механизмы обеспечения правопорядка, лишенные демократического подкрепления, действуют не везде и не всегда, и поведение определяют мощные традиции чести семьи и отдельного человека. В экстремальных случаях честь защищают с помощью насилия, особенно когда под угрозой оказываются жесткие требования дисциплины в сексуальной сфере, касающиеся членов семьи женского пола. Как правило, в подобных обществах принято думать, что законы чести опираются на религию, так что здесь поведение оправдывают ссылками на священные тексты. Нам несложно понять, почему в современном мире в адрес ислама так часто звучат несправедливые обвинения в том, что эта религия привязывает мусульман к системе примитивных ценностей{386}.

Если такие политические и социальные условия изменятся, вслед за этим изменится и толкование важнейших священных текстов. А еще более важный фактор, который может повлиять на новую интерпретацию священных текстов, — это наличие достаточного количества мусульман на Западе, то есть в Европе и Северной Америке, где ученые могут исследовать новые подходы к истолкованию без ограничений, которые обычно на них накладывает традиция. На протяжении ближайших десятилетий новое истолкование Корана будет иметь такое же важное значение, какое в западном обществе в XIX веке имело новое понимание Библии.

Дискуссию о религиозном насилии осложняет то обстоятельство, что на Западе многие привыкли почти непроизвольно думать, что насилие и терроризм укоренены в исламе и (нередко) что ислам основан на терроризме и насилии. Разумеется, люди часто используют религию для оправдания актов насилия, но ислам в этом не одинок. Более того, религия не обязательно порождает более жестокие или экстремальные действия у своих приверженцев по сравнению с поступками тех, кто не ищет для себя религиозного оправдания. Если мы составим список самых кровавых режимов в истории человечества, первые места в нем займут агрессивные правительства, свободные от религии, такие как Советский Союз, нацистская Германия, маоистский Китай и коммунистическая Камбоджа.

Кроме того, религиозное насилие — не простая категория, не просто что-то подобное фанатизму или бездумной жестокости. В некоторых случаях верующие могли совершать массовые убийства или угнетать противников по религиозным мотивам; иногда же насилие, основанное на религии, служило людям защитой и даже было достойным поведением, как в тех случаях, когда вера побуждала угнетенных восставать против иноземных захватчиков или авторитарных режимов. На протяжении целого века после 1850-х годов колонизированные народы Африки и Азии нередко, подымая вооруженные восстания против европейских империалистов, говорили, что они ведут мусульманский джихад. Если же вспомнить о христианской традиции, то мало кто из западных людей мог бы осудить немецких активистов, которые по религиозным соображениям хотели совершить убийство Адольфа Гитлера{387}.

Связь между радикальной исламистской идеологией и насилием не так проста и не так очевидна, как принято думать сегодня. Между 1960-ми и 1980-ми годами арабские и ближневосточные проблемы породили волну терактов по всему миру, подобную той, что позже ассоциировалась с Аль-Каидой, так что образ «арабского террориста» стал кошмарным стереотипом нашего времени. И тогда, как и сегодня, арабские группировки ассоциировались в нашем сознании с убийством случайных западных гражданских лиц, с похищением людей, заложниками и с терактами в самолетах и на транспорте. И казалось, самое ужасное произойдет тогда, когда эти экстремисты получат доступ к ядерному оружию.

Однако есть одно отличие недавней эпохи: тогда группы террористов никак не связывали себя с каким-либо направлением ислама. Опаснейший террорист того времени Абу Нидаль, который в 1970-х и 1980-х пользовался такой же славой, как Осама бин Ладен после него, в основном работал на режим секулярной иракской партии Баас{388}. Подобно Абу Нидалю, большинство активистов из палестинцев также принадлежали к числу секулярных националистически настроенных социалистов, кроме того, многие лидеры движения были христианами. Обычно у этих лидеров были имена арабов-христиан: мы можем здесь вспомнить, например, Жоржа Хабаша, лидера одной из самых страшных партизанских групп.

Эти движения на Ближнем Востоке не воспитывали террористов-смертников, сама такая идея была чужда мусульманской традиции. Впервые теракты с участием смертников как система появились на Шри-Ланке, причем большинство из террористов было индуистами, и ни о каких связях с исламом речи не было, а сам этот метод появился только в 1980-х. Лишь позже ближневосточные активисты и исламисты стали использовать такую тактику. Некоторые другие вызывающие отвращение акции террористов, которые у нас ассоциируются с исламским экстремизмом, также родились вне мусульманского мира. Оливье Руа, один из самых известных европейских специалистов по исламу и исламистскому терроризму, говорил: «Сцены казни иностранных заложников в Ираке, отснятые Аль-Каидой, — это повторение казни Альдо Моро «Красными бригадами» [в Италии в 1978 году], где на заднем фоне также был символ и девиз организаторов, где заложник был в наручниках и с завязанными глазами и где был нелепый суд с зачитыванием приговора и казнью»{389}.

Когда бы мы ни обсуждали связь терроризма с текстами Корана, нам необходимо принимать во внимание исторический контекст. Если отрывки из восьмой и девятой сур Корана действительно побуждают верных мусульман фанатично совершать акты насилия, как мы тогда объясним, почему многие верующие не испытали этого влияния и прожили мирную жизнь? Если ислам порождает или прославляет терроризм, почему тогда мусульманские террористы появились на исторической сцене совсем недавно? Почему они не стали первопроходцами и пророками терроризма, а приняли участие в этом кровавом действе в числе последних? Почему им пришлось учиться соответствующим навыкам и тактикам у представителей других религий или атеистов — у западных анархистов и нигилистов, у католической партии ИРА и у городских партизан Латинской Америки, у коммунистов и фашистов, у евреев-сионистов и индуистов из Шри-Ланки? Здесь уместно снова процитировать Оливье Руа: «Аль-Каида не есть проявление традиционного ислама или даже исламского фундаментализма, но это новое понимание ислама, облаченное в революционную идеологию Запада»{390}.