Филипп Дженкинс - Войны за Бога. Насилие в Библии

Какие бы благие намерения ни отражал такой подход, он имеет мало отношения к повседневной реальности любой религиозной традиции, которая определяется ее историческим опытом и культурным наследием. Представим себе гипотетического антрополога из совершенно иного общества или даже с иной планеты, который пытается понять христианство: сильно ли ему в этом поможет самое прилежное изучение Библии? Допустим, наш антрополог вникает в каждое слово Писания, находит его ключевые темы и в итоге приходит к убеждению, что теперь он понял все нюансы христианства (а также иудаизма, в качестве бонуса). После этого он пытается понять смысл католической мессы в Чикаго, или паломничества на Филиппинах, или собрания квакеров в Лондоне — и оказывается, ему совершенно ничего не понятно.

Так наш антрополог сможет усвоить одну важную вещь: оказывается, в разных частях земного шара представители одной и той же религии ведут себя по-разному. Скажем, в какой-то стране христиане по своему мышлению и поведению больше напоминают своих мусульманских соседей, чем христиан других стран мира. Он поймет, что стереотипы восприятия в религии часто неверны и что здесь лучше рассматривать такие формы поведения, которые выходят за рамки отдельных религиозных традиций. Он может найти, например, немало общего между христианскими и буддистскими монахами, несмотря на то что они опираются на совершенно разные духовные основы. Или он может с удивлением отметить, что христианское богослужение пятидесятников напоминает экстатические практики других традиций, в частности суфизма в исламе.

Наш инопланетянин удивится и тому, как менялся христианский опыт с течением времени, так что в различные эпохи центральное место занимали совершенно разные представления. Когда какая-то часть верующих считает, что данный предмет или данная позиция имеют ключевое значение, можно найти других христиан, для которых эти вещи ничего не значат; при этом, чтобы найти самые существенные отличия, антропологу не обязательно исследовать малочисленные секты или маргиналов. В таком-то веке большинство христиан думало, что наивысшими добродетелями являются безбрачие и отречение от мира, а их потомки утверждают, что выше всего стоят семейные ценности. В одну эпоху большинство христиан с энтузиазмом принимают идею священной войны, в другую эпоху их потомки не менее энергично эту идею отрицают. И в каждый период большинство верующих считало альтернативные представления нехристианскими или антихристианскими. Причем верующие всегда считали, что верны одному и тому же Писанию, хотя толковали они его по-разному. Определенные библейские тексты и истории были чрезвычайно важны для одной эпохи, а в другой период о них уже никто не вспоминал. Изучая как прошлое, так и настоящее, довольно трудно найти «суть» христианства, и не менее трудно связать его облик с его Писанием.

Разумеется, все это не позволяет нам сказать, что Писание не оказывает влияния на религию. Священные тексты крайне важны: они дают руководящие принципы религии и также являются хранилищем ресурсов, к которым верующие могут снова и снова обращаться в каждом последующем поколении. Однако верующие могут разделять одинаковые ключевые положения религии, но при этом разительно отличаться друг от друга по своим обычаям и по тому, как они эту религию практикуют.

Вопрос о взаимоотношениях между священными текстами и поведением особенно сложен, если речь идет о насилии и войне. Мы говорим о «религиозном насилии», но когда мы действительно вправе сказать, что данная религия или данные священные тексты стали непосредственной причиной преступления или теракта?{383}

Иногда солдаты или агрессивные активисты прямо обращаются к жестоким текстам, чтобы найти там вдохновение, но часто связь между словом и делом отнюдь не столь очевидна. В 2010 году правительство США столкнулось со скандалом, когда появились сообщения о том, что в американских вооруженных силах, находящихся в Афганистане и Ираке, используются снайперские винтовки с зашифрованными ссылками на Новый Завет, такими, например, как «JN8:12», что означает: Евангелие от Иоанна, глава 8, стих 12. Поскольку США и их союзники решительно отказывались от идеи участия в священной христианской войне против ислама, эти факты вызвали возмущение, так что власти обещали удалить подобные тексты. Но что же это за смертоносные слова, которые вдохновляли солдат стрелять во врагов? Оказывается, Иоанна 8:12 — это совершенно невинный текст, знаменитые слова: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни». Использовался и другой текст, 2 Коринфянам 4:6, который также только лишь указывает на Христа как на свет, сияющий в наших сердцах. Даже самые яростные враги христианства вряд ли скажут, что эти тексты сами по себе освящают насилие и войну, хотя солдаты и могли искать в них духовной поддержки. Отсюда следует такой вывод: если человек или группа людей решили, что ведут священную и справедливую войну, они могут опираться на любые слова или фразы, чтобы освятить уже совершающиеся акты насилия. Как только человек на это решился, подлинный смысл текста уже практически не имеет отношения к делу{384}.

Кроме того, когда мы рассматриваем взаимоотношения между священным текстом и насилием, бывает крайне трудно отделить религию от других факторов, таких как этническая принадлежность, класс или политический статус. В нынешнем мире в центре тревожных споров о том, как древние религии могут приспособиться к современности, чаще всего говорят об исламе, указывая на Коран как на яркий символ столкновения ценностей. Может ли религия преодолеть насилие и дикость, которые люди находят в ее священных текстах, не отказываясь от своей целостности? Христианам и иудеям следовало бы осторожнее задавать такой вопрос о других религиях. Тем не менее предположим, что Коран действительно содержит крайне проблематичные тексты, с которыми надо что-то делать; в первую очередь здесь мы думаем о воинственных отрывках, которые наиболее откровенным образом заставляют понимать под джихадом вооруженную борьбу. Должны ли такие тексты порождать более сложные проблемы, чем те, с какими сталкиваются христиане и иудеи?

На самом деле, у мусульман, как и у других верующих, есть долгая история усвоения текстов, которые порождали проблемы или были неприемлемыми. Подобно некоторым иудеям и христианам, мусульманские ученые рассматривали эти отрывки в их историческом контексте, указывая, что они имели смысл в определенный период жизни Мухаммеда, но что их нельзя прилагать к нашим временам. Другие толкователи понимали истории о битвах и джихаде аллегорически. Если смотреть исторически, ислам не менее многообразен, чем христианство, и он знает множество разных подходов к толкованию священных текстов{385}.