Nurgul Tunggyshbay - Танцующая в темноте

Он хотел сделать из матери зависимую от него личность. С ней так и получилось – она стала зависимой. Она не работала и на тот момент уже находилась на грани саморазрушения.

Возможно, у меня уже тогда сформировался характер сильной, независимой девушки. Мне пришлось быть независимой, у меня не было другого выбора.

Последний учебный год. Я экстерном заканчиваю школу. Утром я ходила на занятия, а вечером проходила программу за 11 класс – на тот момент для меня это была огромная нагрузка. Вдобавок – нестабильная обстановка в семье. У меня было ощущение, что дома мы – дети, были как на войне: не было того уюта, тепла, любви, заботы.

«Ладно, главное поступить» – думала я про себя.

После окончания школы ко мне подошла мама и сказала, что мне придется поступить на грант – доказать отцу, что я могу учиться на бюджете. Мне нужно было поступить на грант, чтобы не быть должной отцу, хотя он и говорил, что будет оплачивать мою учебу. Мне пришлось учиться по максимуму. Я ходила на все курсы, ночами не спала. Как результат 4- месячного интенсивного обучения и бессонных ночей – я поступила на грант.

Это стоило мне здоровья – дома я упала в обморок: мой гемоглобин упал ниже 50 гр/мл. После я лечилась дома – мне кололи железопрепараты и я постепенно восстанавливалась. Я с детства страдала хронической анемией, переданной мне от матери. Я до сих пор принимаю железопрепараты, периодически делаю перерывы. После того, как я узнала, что поступила на грант, заново зашла к преподавателю истории, и добавила себе один балл, так как изначально мой ответ был правильным. У меня был страх, что даже одного балла не хватит. После новости о поступлении я не могла уснуть от перевозбуждения. Я была очень счастлива, горда и довольна собой.

Я не понимала, куда я попала, куда иду, зачем иду. У меня не было цели стать врачом, и это сказалось на моих результатах на 1 курсе учебы в универе. Мне приходилось делать двойную нагрузку, чтобы прийти хоть к какому-нибудь результату. Это сейчас я понимаю, что отсутствие четкой цели не дает ощутимого результата в любой сфере. Первые 3 года в универе были для меня самыми сложными в моей жизни. В первый год, на курсе анатомии, когда четверокурсник вытаскивал все органы человека из тазика и показывал их нам, я пришла домой и заревела. Я сказала маме, что не буду учиться в медвузе. На что мама ответила:

– Тебе просто придется его закончить. Ты живешь у себя дома, не оплачиваешь за квартиру, в деньгах не нуждаешься, с таким трудом поступила. А вдруг ты откроешь свою клинику?

Тогда она дала мне красивое будущее. Эти слова меня утешили, я до сих пор ей благодарна за них.

«Ладно, главное закончить», – думала я.

До сих пор помню эти анатомические органы, разрезанные на части: дольки печени, легких, части кишечника. Я думала о том, что наши органы когда-то также будет изучать начинающий медик-первокурсник. От этого я еще больше задавалась целью и смыслом жизни.

«Значит, есть, наверное, что-то вечное. Что-то, кроме нашего тела», – думала я.

– Наше тело тленно, а душа вечна, – мне это объяснял психолог, к которой я ходила.

Как-то на первом курсе, на занятии по анатомии, разрезали умершую бабушку. Я тогда подумала: «А ведь я тоже, наверное, когда-нибудь буду лежать на таком столе, и мои органы разрежут в пух и прах». Я не понимаю, почему мне тогда становилось плохо от всего этого. Может, я хотела жить вечно. Может, не хотела умирать. А может, хотела видеть свою смерть по-другому, и я думала: «И все, наверное, на этом и заканчивается». Тогда я не понимала смысла нашего существования, смысла всего, что происходит со мной.

Первые 3 года в медвузе прошли как в тумане. Я не понимала, где я, что я делаю, что со мной вообще происходит. Девушка, которая училась отлично в школе, вдруг стала двоечницей. Эта анатомия – на первом занятии я получила двойку, по биологии тройку. Нагрузки были ужасными – надо было за один день прочитать половину книги. Ночами я практически не спала. Если и спала, то ложилась в 3—4 утра, а на занятиях все равно получала тройку. Это было непонятно. Я думала, что я тупая, тугодумка – вроде бы усилия прилагаются, а результат низкий. Я считаю, одна из причин моих плохих оценок – отсутствие самой цели. Помню, моя сокурсница как-то сказала, что с детства мечтала стать врачом, и на занятиях она всегда получала отличную оценку. У меня же не было определенной цели, у меня не было цели стать врачом, поэтому я буксовала.

«Ладно, – думала я, – Тогда хотя бы сможешь получать стипендию».

Если получаешь тройку, то не можешь рассчитывать стипендию в течение одного семестра. Поэтому мне приходилось напрягаться и учиться днями, ночами – не хотелось отставать от сверстников. Цель была – надо постоянно получать стипендию, деньги тоже мотивируют.

На втором курсе мне казалось, что жизнь проходит мимо меня. Помню, ночью, читая книгу, мне казалось, что я старею. Было ощущение, что я резко повзрослела, и моя молодость куда-то исчезла. Мне так казалось, потому, что в самый пик своей молодости – в 16—17 лет, я не гуляю, не общаюсь с парнями. Все мое время уходило на обучение. В дальнейшем это стало для меня привычкой.

Первые годы пролетели быстро. Они были самыми трудными для меня, но уже на 4-курсе мы все более-менее привыкли к университету, к нагрузкам. До сих пор помню, как мы готовились к экзаменам – нам за одну ночь надо было выучить тесты с ответами из 1000 вопросов. Мы и не спали, учили тесты. Результат, конечно, это оправдывал. Я была уже уверена, что медики – самые стрессоустойчивые люди.

Дома на тот момент было то хорошо, то плохо. На 4 курсе, весной, мне как-то позвонил брат и сообщил, что мама в больнице.

– Я отвез ее в отделение травматологии, она перерезала себе вены, – плакал он в трубку.

Позже я узнаю, что она в своей спальне перерезала себе вены после того, как узнала – отец ей изменяет. Ее отвезли в 4 ГКБ. Это было начало конца – для меня и для брата.

Только не это! Дома и так была нехорошая обстановка, а тут еще и это. Нам с братом приходилось бороться в плане всего. Мама сдалась, отец на тот момент стал играть в казино. Мы с братом хотели, чтобы наши родители были нормальными людьми, мы ничего не требовали от них, мы просто хотели, чтобы они были нормальными людьми. Маму после первого суицида отвезли к родственникам. Они много с ней разговаривали. Какое-то время все было хорошо, но она, как упертый осел, повторяла и повторяла суицидальные попытки. Психологи не помогали.

Я предлагала положить ее в больницу. Мы с братом отвезли ее в центр психотерапии. В приемном покое врач объяснял, что положить ее надо обязательно, так как необходимо дифференцировать ее болезнь между шизофренией и маниакально-депрессивным расстройством.