Лариса Некрашевич - На пажити Богоматери. Монахиня Алипия

За столом же матушка, как мне показалось, угощала только меня, все внимание было уделено мне, другие присутствующие были сами по себе. После обеда все стали петь «Отче наш», а я не пела. Матушка повернулась ко мне и сказала: «Пойте все вместе», и я тоже стала петь. Образовался круг, в центре которого стояла матушка. Она взяла со стола мой пакет с конфетами, подняла его вверх и сказала:

«Вот, один припер!» И стала брать пригоршнями и раздавать конфеты щедро всем со словами: «Это тебе, а это тебе, вот тебе». Когда в пакете осталось две-три конфеты, я к своему стыду увидела, что кулек дырявый. Она подняла высоко кулек и сказала: «А это тебе», и подала мне дырявый кулек с несколькими конфетами. Так и течет моя жизнь – это тебе, и это тебе, а мне – кулек с дыркой.

Все направились к выходу, из глаз моих тихо текли слезы. Матушка стала поперек дороги, препятствуя моему выходу, и крепко обняла меня. Я прижалась к ее виску.

– Кто, кто тебя обижает?

– Никто, матушка, – задыхаясь от слез, говорила я – все, все хорошо.

– У-ух, – и погрозила кому-то невидимому кулаком, чуть-чуть отодвинула меня руками и поцеловала в плечо. На Липу нападал сосед безбожник, часто ее обижал, но она терпела, а однажды сказала: «Смотри, болеть будешь», и вскоре он заболел – его парализовало.

Часто, гуляя, я проходила мимо ее дома, и она говорила мне, что считала нужным, а я все передавала св ей крестной. При очередной встрече матушка с огорода кричит мне: «Цы-ы-ц!».

Евдокия Петровна заболела, врачи прописали уколы или делать операцию. Липа кричит: «Не делай, не слушай!» Но никто не услышал ее голоса, да и не понял ее слов. Курс лечения провели, но у Евдокии Петровны перекосилось лицо.

Один человек, приходивший к матушке, долго не мог устроиться на работу. Она сказала к кому обратиться, и его приняли. Он потом иначе как «мамочка» ее не называл.

Матушка знала, когда Евдокия Петровна с бабулей говорили о ней, обсуждая и осуждая ее. После этого она с ними не разговаривала и ходила надутой.

В церкви на Демиевке часто кричала без видимой для нас причины, на все деньги, которые ей давали люди, покупала самые большие свечи и ставила всем иконам. Говорила: «Мне сказано ходить в эту церковь, а то ее закроют».

Бесы часто прятали ее вещи, и она бегала по огороду и кричала: «Дед, дед, отдай». На спине носила большой деревянный брус.

Я долго не могла избавиться от одного греха и каждый раз, возвращаясь из Флоровского, я видела Липу на остановке, но она не садилась в мой троллейбус. А в тот день, когда я превозмогла себя и покаялась, она вошла именно в тот троллейбус, где сидела я.

Бабуля рассказывала, что приходили к Липе бандиты, желая ее ограбить, и сильно ее напугали.

О матушкиной кончине я не знала и на похоронах не присутствовала. И очень скорблю, что не отдала ей последнего целования.

Когда чудо рядом, его словно не замечаешь. Кажется, так и должно все быть, и будет бесконечна радость общения с человеком, в присутствии которого вспоминаются Соломоновы слова: «Стезя праведных, как светило лучезарное, которое более светлеет до полного дня…».

Действительно, хотелось, чтобы матушка Алипия была всегда, чтобы свет ее глаз и тепло молитвы согревали нас, поддерживая в трудные минуты. Думалось, есть человек, к которому можно прийти и ничего не говорить о том, что на душе, – она видит и слышит каж- дое сердце, утешит и вразумит.

Матушка Алипия – светильник Голосеевского леса, освещающий дорожки, ведущие к ней. Многие приходили к ее порогу, но не каждый становился ее чадом, которого она согревала и на расстоянии.

Щедрость стола ее открыта людям, приходящим к матушке с душевным теплом и трепетом. Видела она в каждом не внешнего, а внутреннего человека. А какой добрый обычай был у нее – благословлять уходящих хлебом!

Светлая, немного детская, мудрая улыбка осталась в моей душе навсегда. Всего не опишешь, связанного с ее именем. Но особенно мне запомнилось то время (1983 – 1984 гг.), когда, будучи студенткой, мне угрожали исключением из вуза за мои стихи, которыми заинтересовался первый отдел КГБ.

В трудную минуту, как всегда, за советом – к матушке Алипии. Выслушав меня, она спросила с простодушной улыбкой: «А КГБ – это что, такое ругательство?» А потом добавила: «Нет, не будешь ты в тюрьме!» У меня душа затрепетала. Матушка продолжала: «Ну, читай, читай свою молитву». Я неуверенно переспросила: «Стихи?» «Да», – кивнула она. Внимательно, опустив голову, слушала.

Все происходило в ее летнем садике. После обеда сестры из Флоровского монастыря пошли мыть посуду. А матушка прилегла возле куста малины на траву и мне говорит: «Ложись». Я легла рядом, а она закрыла глаза, будто спит. Уже и посуду помыли, смотрят на нас удивленно, ждут. Тогда я еще не могла знать, что матушка мне предсказывала продолжительную и тяжелую болезнь. В результате всех нервных потрясений, несколько месяцев я лежала в больнице, оторванная от родных, близких и от церкви. И, возможно, благодаря этой болезни меня миновала тюрьма. Только потом я поняла: матушка надо мной молитву свою дивную творила, которая и уберегла меня от надвигающейся грозы, и помогла закончить тот же институт, избежать тюрьмы и выздороветь.

И теперь, когда Господь посылает мне вдохновение на стихотворения, я, словно слышу голос незабвенной матушки Алипии, которая благословляет меня: «Читай, читай свою молитву». Светлая память о доброй наставнице и молитвеннице теплится ясным огоньком в сердце, а тихая слеза туманит глаза и медленно стекает по щеке.

Киевская подвижница

Приснопамятной монахине Алипии

Там, в Голосеевском лесу,

Где притаились родники

И пьют небесную росу, —

Благословенье от руки

Отшельницы мы принимали…

Снимала матушка печали,

Мы ж удивленные, молчали,

На все ответы получали.

И видела людей так ясно,

Открыто много было ей,

А если на душе ненастно, —

Слова ее, словно елей.

Улыбка детская, простая, Проникновенный взгляд – глубок,

Юродством мудрость прикрывая,

Давала старица урок

Всем приходящим…

Без обеда

Не отпускала от себя,

И мирная текла беседа,

А на прощание, любя, Благословляла хлеб в дорогу

И наставления дарила,

За чад молилась тихо Богу

Мы видели: какая сила

Монашеской святой молитвы,

Незримо укрепляла нас

Для будущей духовной битвы,

В тернистый путь, в нелегкий час!

Бадьянова Елена

С.-Петербург, 1995 г., 31 января

Как-то прихожу к матушке, а она встречает меня словами: «Ты живой?» Отвечаю: «Живой». «А тебя три лба здоровенных хотели убить, но я молился, и ты живой». Муж, сын и зять из-за квартиры устраивали мне скандалы. Как опасно ходим: на каждом шагу нас ожидают неприятности. И только молитвами рабов Божьих Господь избавляет нас от этих неприятностей.