Вера Удовиченко - Стяжавшая любовь. Том 3

Сын говорил мне потом: «Я вернулся, сижу, молюсь, а гул идет жуткий! Причем такой, как будто из каких-то миров». Потом он стал стихать, стихать и затих. Хозяйка не выдержала, заглянула в комнату.

– Ну, и кто что слышал?

Все молчат.

– Дима, ты что-то слышал?

– Нет, я просто молился.

– А ты что-то слышал? – спросила она у «стукача».

– Нет, я не слышал ничего, кроме гула.

– А ты что слышал, – спросила она у кришнаита, сидевшего в оцепенении.

– Я слышал… имена Божии.

– Последнее имя Божие какое?!

– Иисус Христос!

– Значит, ты уверен в этом?! Ты должен это понять! Значит Иисус Христос – Бог, а не Кришна?

– Да, я это понял!

И после этого он начал ходить в храм Божий, отец Михаил Бойко его просветил. Но опять же – дъавол не спит, он не хочет выпустить из своих рук никого просто так. Он нашел лазейку в его сердце. Справившись с одним искушением, он впоследствии впал в другое. Стал работать в миру, женился снова и мы его потеряли из виду. Как-то раз идет сын по Крещатику, смотрит – идет толпа кришнаитов с бубнами, приплясывают, что-то приговаривают свое. И тут такое совпадение – идет друг сына, бывший кришнаит. Только вид его стал противоположным. Это был такой «мен», что сын даже засомневался – он это или нет. Но друг сам заговорил с сыном.

– Дима, это я.

– Как твои дела? Как ты живешь? Ты откуда?

– Я из Чехословакии. Я сейчас занимаюсь такой работой, которая связана с Чехословакией, был в командировке.

– Послушай, а ты как – в храм ходишь, в Бога веришь?

– Да… но я так понимаю, Дима, что мы с тобой – на разных полюсах.

– Почему?!

– А потому, что я… за незалежність, я за то, чтобы не было москалів на Украине! Я против москалів, а ты же… наполовину москаль!

Диме стало плохо, и он подумал: «Ну, все мне понятно». Так вот дьавол хитро подступает к человеку, чтобы погубить его.

Как-то пришли мы к Матушке, причем вечером. Она спрашивает:

– Что так поздно?

– Да, вот – решили приехать к вам.

А уже почти совсем темно.

– Матушка, да мы из Собора, а потом решили приехать к вам.

– Что там? Все кричат, все кричат… Собрались… А чего кричат? Скоро кричать там уже не будут.

А в Соборе на службе в этот день было много людей, под собором собралась толпа, и пели колядки.

– Что вы такое говорите, Матушка?!

– И этот Филарет…

– Матушка, прошу вас, что касается Филарета – говорите потише! Нас всех с вами арестуют и в каталажку посадят! Я прекрасно понимаю Ваше мнение о нем, но… может быть, Матушка, вы и ошибаетесь. Он так здорово службы служит, такой там хор! Служба – загляденье!

Она промолчала, ничего не сказала. Со мной не спорила. Когда я начинала ее убеждать, она всегда замолкала. На этом разговор и завершился. Конечно, она была очень против Филарета, я даже волновалась об этом. Но святые люди ничего не боятся, если говорят истину. А истина ее слов подтвердилась очень скоро – буквально в 1992 году.

После Чернобыля я не ела некоторые продукты, боясь, что они отравленные, радиационные. Дает Матушка кашу, а я не ем.

– Она же молочная, Матушка.

– Бог с тобой, перекрести и кушай спокойно. Никакой радиации нет.

– Хорошо.

Однажды я обратилась к Старице с таким вопросом:

– Матушка, у меня пропало кольцо – куда оно делось?

А она отвечает с недоумением:

– Ты меня так спрашиваешь, будто я цыганка! Мне нужно помолиться, а потом я тебе скажу, где оно у тебя это кольцо – если тебя это интересует.

– Да, Матушка, интересует.

– Ну, вот идем, я помолюсь.

А когда мы пришли, и Матушка стала молиться, я раскаялась, думаю: «Да зачем мне это кольцо, зачем я по такой напраслине Матушку беспокою? Что же, если Матушка скажет, где оно – я пойду его отнимать у кого-то? Да, Матушка, не нужно!»

И Матушка тут же замолчала.

Она всегда удивлялась, что ее спрашивают так, как будто она карты раскладывает, или что-то в этом духе.

Я как-то возмутилась за трапезой у старицы, когда она угостила меня вином и налила, как мне показалось, сверх меры, которую я могла выпить: «Матушка, я не пью столько вина! Чтоб налить полную металлическую кружку вина и чтобы я выпила!? Матушка, я что – ползком буду выползать из-за стола?» Все удивлялись, каким языком я разговариваю с Матушкой. Мама вообще молчала, глядя на меня. «Пей, вам надо», – с тоской во взгляде, как бы оправдываясь, несколько протяжно и многозначительно убеждала Старица. Но самое удивительное, что вино, благословенное Матушкой, мы выпивали как стакан воды. Опьянения не было никогда. Матушка всегда пищу перекрестит – и Божие благословение почивало на ней.

Я часто не беспокоила Матушку. Когда я увидела, сколько людей к ней ходит, то поняла, как ей тяжело, бедной.

В то время мама уже была тяжелобольной, дни ее земной жизни подходили к концу, она требовала ухода. И утром и вечером у нас была скорая помощь. Я как-то пришла домой уставшая и думаю: «Забегу хоть на пару минут к Матушке!» Пришла к ней и говорю:

– Матушка, Матушка, как же мне тяжко!

Я не рассказывала ей о том, что у нас происходит. Но она все и так знала.

– Да… Скорая за скорой, скорая за скорой. Ну, что ж… – сочувственно вздохнула она всей душой, – но когда-то ты будешь еще отдыхать на море.

– Какое море, Матушка! У меня и денег-то на него нет.

А слова ее оправдались, я вспоминала их, когда случилось так, что невестка взяла путевку на море для себя и внука, но не смогла поехать и попросила меня свозить его. «Когда еще Матушка говорила мне, что я отдохну, побываю на море, чтобы с новыми силами ухаживать за мамой», – вспоминала я слова старицы.

Как-то мне сказали, что Матушка очень больна и умирает. Я бросила все и решила пойти к ней уже после работы. Прихожу – лежит Матушка на улице на досках, я к ней подсела, сижу, рассуждаю, как всегда, в мыслях с ней. «Матушка, Матушка… Ты уже умираешь, лежишь. Я, Матушка, похоронила маму, похоронила мужа, теперь я уже совсем без денег, а я болею, сердце останавливается у меня, Матушка, еле я хожу, – говорю мысленно, зная, что она будет сейчас отвечать, я к этому уже привыкла, – вокруг тебя столько народа, тебя – похоронят, а… кто меня похоронит!? Матушка, ну ни рубля же нет, что мне делать? Денег у меня нет никаких! Даже на похороны нет!» Так я рассуждала, собираясь уже умирать, потому что состояние моего здоровья было на грани. А она открывает глаза и говорит: «А они тебе и не понадобятся». Так оно и произошло. После этого разговора прошло больше двадцати лет. Матушка вскоре отошла, а я, хоть и собиралась умирать, прожила все эти годы, милостью Божией. А деньги за это время уже столько раз поменялись, что мои сбережения, если бы были, пропали.

Сижу, думаю дальше: «Матушка, а будут у меня вообще деньги когда-нибудь? Разживусь я или нет?» Она снова открывает глаза и говорит: «Нет, денег у тебя не будет. Ты не умеешь их собирать – ты все сразу отдаешь». Я мысленно замолчала. Так оно и есть, что же спрашивать дальше?