Вера Удовиченко - Стяжавшая любовь. Том 3

Отца часто вызывали в сельсовет, рассказывали ему, что он не должен: ходить в рясе, носить бороду и т. п. Отец все равно ходил, и потому о нем «не забывали».

Однажды папу вызвали в сельсовет и поставили условие: или мы отдаем наш дом в колхоз, или храм закрывают. Семья у нас была большая, дом строили с трудностями, многие прихожане приходили помогать отцу, но отец не посмотрел ни на что и отдал дом. Этой же ночью мы выселились из дома. Приютила нас одна старушка, которая жила в нашем селе и постоянно посещала наш храм. Но эта жертва не спасла храм, и спустя год его все равно закрыли. Отец молился дома, у него был антиминс, папа имел право служить, но совершал службы тайно. Духовные чада приходили к нему с различными просьбами: кому помолиться, кому дать совет, а кому совершить требы.

В страшные годы репрессий, до войны, отец еще не был священником и работал шахтером. Верующим папа был с детства, родители водили его в храм.

Ему было очень интересно, и он любил бежать в храм пораньше, чтобы послушать поучения старших, которые собирались в храме и рассказывали много интересного.

Однажды, когда он вышел из дома и бежал в храм сам, ему дорогу перегородил лукавый, которого он увидел: он был весь черный, злобно смотрел на папу и страшно зарычал. Папа от испуга упал. И если бы это был не дух, то ходившие рядом собаки увидели бы его и начали лаять. А так никто, кроме него никого не видел. Папа очень испугался, не помнит, как прибежал в дом, упал на печь, все рассказал родителям. Те выбежали, но никого на улице не было. С неделю папа сам в храм не ходил, а потом снова начал бегать, и никто ему уже не препятствовал.

Вскоре папа твердо решил стать священником, и принял рукоположение перед войной. Когда отца рукоположили, точно не помню. Его забрали на фронт, был и под Сталинградом. Но по милости Божией, когда командир узнал, что он священник, то отправил отца домой и сказал: «Иди, молись за нас».

Когда мне было три-четыре годика, я уже себя немножко помнила – как маленькой сидела на клиросе, как расшатывала аналой, на котором лежали богослужебные книги. Все свободное время, будучи ребенком, еще до школы, я проводила в храме с родителями – убирала, помогала, красила, иногда мешала. Все время что-нибудь переверну. А когда уже стала постарше, то, конечно, уже старалась, помогала родителям, которые каждый год меняли что-нибудь в храме.

Как я перенесла советские годы, будучи дочерью священника? Конечно, нелегко. Прихожу в школу, многие, в основном мальчишки, встречали словами: «Попадья пришла!» Можно было услышать обидные реплики. Учители также кололи словами: «Что, в церковь ходила? Некогда было уроки делать?»

Несмотря на обвинения, которые мне постоянно предъявляли в эти тяжелые годы, я с медалью окончила школу.

Потом я поехала в Киев учиться, окончила Педагогический институт, но недолго проработала в этой сфере.

Отец мой умер в 1992 году в возрасте восьмидесяти девяти лет. До своей кончины он часто жил у нас в Киеве: несколько месяцев, иногда и полгода. Потом уезжал к себе на родину, ведь там его духовные чада, там его ждали. Хоть он уже не служил, но чада все равно приходили к нему, просили молитв. Мама умерла рано, и когда он жил в селе сам, двоюродная сестра отца присматривала за ним.

Несколько лет я пела в хоре на Демиевке вместе с мужем. Потом меня пригласили работать во Владимирский собор – сначала в библиотеку, несколько лет я пела на клиросе, и затем уже меня пригласили петь на верхний хор.

Матушку Алипию я встречала в храме на Демиевке, она приходила на службы. Поначалу я замечала ее в храме, как простую прихожанку. Однажды иду в церкви, вижу – сидит старушка. Улыбается, заглядывает мне в глаза, как бы приглашает взглядом подойти. На ней серенькое пальто, шапочка. Вид необычный, но что именно необычного – не знаю. Взгляд также необыкновенный. Глаза просто пронизывают насквозь. Я прохожу мимо, но удивленная улыбкой старушки, остановилась возле нее. Я подумала: «Дам ей немножко денег». Я еще ничего не знала об этой старушке. Дала ей немного копеечек, говорю: «У меня так болит горло – помолитесь за меня». Подала, как обычно подают старушкам в церкви и просят помолиться. А она так улыбается! Достала из карманчика несколько грецких орехов и дала мне. Поскольку я пою в хоре, мне очень важно, чтобы я была не захрипшая, звучал голос. «Приходи ко мне, я уже борщ сварил», – пригласила старушка, называя себя в мужском роде. Она была настолько особенная, что ее особенная речь не вызвала у меня удивления. Я подумала: «Когда же она успела борщ сварить?» Но Матушка ничего мне больше не сказала.

Взяла я эти орешечки, поела. Потом заметила: «Горло у меня уже не болит, так легко поется». И вскоре забыла об этом.

Через несколько лет я перешла петь в собор. В это время у меня начались большие проблемы со здоровьем. У нас в хоре был один парень, звали его Женя (Ныне епископ Феодосий Сиеттлийский). Как-то мы разговорились.

– Я так себя неважно чувствую, сил нет, слабость постоянная, – поделилась я с Женей.

– А Вы разве не знаете, что есть матушка блаженная – Алипия. Она живет в Голосеево, возле Сельхозакадемии, на улице Затевахина, там где раньше был монастырь.

И вот благодаря ему, когда мне стало уже сильно плохо, я собралась поехать к матушке Алипии. Произошло это не сразу после нашего разговора. Состояние моего здоровья сильно ухудшилось, было очень плохо с желудком, я вся почернела, высохла, ничего не могла кушать, не было сил. Длилось это состояние долго, до тех пор, пока я не слегла совсем и почти не вставала.

И вот в таком безнадежном состоянии я еле-еле дошла до домика матушки Алипии в Голосеево. Путь от троллейбуса был неблизкий, поэтому мне стоило больших усилий, чтобы дойти. Я не знала, куда я шла, не знала, найду ли я тот дом, не знала, кто эта старица, к которой послал меня Женя, но почему-то чувствовала душой, что, наверное, это именно та старушка, которая дала мне орехов в Димеевской церкви. Я представляла, как она меня встретит, думала о том, что старица пригласила меня тогда к себе неслучайно, и она знала, что я приду, но я в то время этого не понимала.

Женя примерно рассказал мне дорогу, что там будут конюшни, лес, пилорама, возле домика я увижу много котиков. Место было пустынным, среди леса и оврагов стоял дом Матушки. Я подошла, постучала в окошко, и сразу же открылась дверь, с улыбкой встретила меня старушка, о которой я думала по дороге.

– Заходи, заходи – будем кушать.

– Матушка, я не могу кушать!

– Цыц, будешь.

А я совсем ничего не могла кушать, съем ложку и в желудке боль, тяжесть, его распирает.

Я зашла в домик, там была Мария. Матушка сразу же на плиту поставила большую сковороду, разбила туда тридцать яиц, положила очень большую грудку сливочного масла, может быть с килограмм, перемешивая все это, жарила. Потом поставила перед нами с Марией и приказывает мне: «Ешь». Думаю: «Ой, Боже мой! Куда же мне есть!» Но старица, увидев мое замешательство, объяснила: «Чем больше съешь, тем более будешь здоров». И я поняла, что это благословение старицы, нужно делать то, что она благословляет. Матушка налила мне кружку вина, дала огромный толстый кусок ржаного хлеба, разрезанного вдоль всей буханки. И я за послушание начала есть. Если бы я съела тридцать яиц и килограмм сливочного масла, а также кусок ржаного хлеба без благословения старицы, не у нее в келии, а дома, или где-нибудь еще, то, наверное, умерла. При моем больном желудке, сильных болях, которые возникали при употреблении любой пищи, при истощении и прочих обстоятельствах – такая доза пищи, да еще и жареной, вызвала бы тяжелейший приступ. И это при том, что яиц любому человеку можно съесть не более трех, потому что печень может не выдержать. Но я внезапно почувствовала, что ем и не могу насытиться – как будто я ела очень легкую пищу в малом количестве. Думаю: «Куда же все вмещается?» Матушка села рядом, почти ни к чему не притронулась, также и Мария, а я всю яичницу съела сама. И, наверное, ела бы еще. У меня не было никакой боли, я чувствовала себя здоровым человеком и удивлялась давно забытому ощущению, когда ничего не болит. На душе у меня было легко и радостно, настроение бодрое и веселое. С собой Матушка дала мне хлебушек, продуктов, насыпала целый пакет бубликов и сказала, чтобы я ела эти бублички и яйца, сваренные вкрутую, когда у меня будет болеть желудок. «Приходи, приходи», – пригласила меня Матушка.