Эдуард Вайнштейн - Записки новообращенного. Мысли 1996—2002 гг.

Это было в конце третьего дня, за час до его смерти. В это самое время гимназистик <���сын Ивана Ильича, тщедушный и «нечистый» мальчик, очень похожий на Ивана Ильича в детстве, единственный в семье, кто понимал и жалел Ивана Ильича – Э.В.> тихонько прокрался к отцу и подошёл к его постели. Умирающий всё кричал отчаянно и кидал руками. Рука его попала на голову гимназистика. Гимназистик схватил её, прижал к губам и заплакал. В это самое время Иван Ильич провалился, увидал свет, и ему открылось, что жизнь его была не то, что надо, но что это можно ещё поправить. Он спросил себя: что же «то», и затих, прислушиваясь. Тут он почувствовал, что руку его целует кто-то. <���Параллелизм внутренних и внешних событий в прорыве реальности. В реальности внешнее не противоречит внутреннему, но одно дополняет другое, будучи единым друг с другом по существу. В нашей обыденной жизни не так: обычно внешнее обманывает нас, а внутреннее далеко от Истины. – Э.В.> Он открыл глаза и взглянул на сына. Ему стало жалко его. <���Это что-то новое. Иван Ильич ещё никого на нашей памяти не жалел, а был занят только собою, своими переживаниями и жалел себя. Э.В.> Жена подошла к нему. Он взглянул на неё. Она с открытым ртом и с неотёртыми слезами на носу и щеке, с отчаянным выражением смотрела на него. <���Он как будто впервые увидел её и пожалел. – Э.В.> Ему жалко стало её. <���Душа Ивана Ильича открылась. Ведь сущность погибели заключена в закрытости души по отношению к Богу, в замкнутости, в страшном внутреннем одиночестве и концентрации на себе, на этой призрачной пустоте, которую мы называем собой. – Э.В.> «Да, я мучаю их, – подумал он <���он начинает их понимать – Э.В.>. – Им жалко, но им лучше будет, когда я умру. <���Не он ли сам примет в этом участие после своей смерти? – Э.В.> Он хотел сказать это, но не в силах был выговорить. «Впрочем, зачем же говорить, надо сделать», – подумал он. <���Надо принести плод покаяния. Маленький плод, но он-то и будет решающим. Ведь смерть – это итог жизни и вход в вечность. Каким умрёшь, таким и будешь там, и дальше пойдёшь… – Э.В.> Он указал жене взглядом на сына и сказал: «Уведи… жалко… и тебя…» <���Простые и крайне лаконичные слова, но это слова любви, и это слова нового Ивана Ильича. – Э.В.> Он хотел сказать ещё «прости», но сказал «пропусти» <���что было для него теперь одно и то же – Э.В.>, и, не в силах уже будучи поправиться, махнул рукою, зная, что поймёт тот, кому надо. <���И в этом уже какая-то маленькая власть, величие и мудрость. – Э.В.> И вдруг ему стало ясно, что то, что томило его и не выходило <���он сам, его душа, исполненная любви и запертая в каменном панцире – Э.В.>, что вдруг всё выходит сразу, и с двух сторон, с десяти сторон, со всех сторон. <���Покаяние, дарованное Богом Ивану Ильичу на пороге смерти, по великой и неизреченной Его милости, освободило душу нашего брата, это он сам выходит на свет. – Э.В.> Жалко их, надо сделать, чтобы им не больно было. Избавить их и самому избавиться от этих страданий. «Как хорошо и как просто», – подумал он. <���когда мрачное наваждение духов злобы проходит, человек не может понять, что же его так мучило и почему он так мучился, так всё ясно и просто становится. Иван Ильич умилился, это значит, что Бог уже с ним. Он уже видит, что можно избавиться от страданий. —Э.В.> – А боль? – спросил он себя. – Её куда? <���В открывшейся гармонии. – Э.В.> Ну-ка, где ты, боль?» <���Иван Ильич возвысился над болью. – Э.В.> Он стал прислушиваться. «Да, вот она. Ну что ж, пускай боль.» <���Если ты с Богом, она не мешает. – Э.В.> «А смерть? Где она?» Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было. Вместо смерти был свет.<���Курсив мой – Э. В. Это дивные, безмерные слова.> – Так вот что! – вдруг вслух проговорил он. – Какая радость!»Это называется «спасение Божие». Это последние слова Ивана Ильича в этой жизни. Вот к чему привёл его Господь. Он вывел его на Свет. Вместо смерти был свет.Это слова несказанной внутренней мощи. И нам, маловерам, так понятна вся их значительность и глубина смысла. Наша жизнь смертна, мы заключены в этих тисках, хотим мы того или нет. Мы чувствуем это тлетворное дыхание смерти в наших душах. И страх смерти нам, вышедшим из бездны неверия, хорошо знаком. Но вот вместо смерти, ужаса, небытия, ада – свет, спокойствие, правда. «Какая радость!» Это наши слова, слова каждого из нас. Это радость истинная, неподдельная, радость реальности, в которой нет ничего плохого, это избавление и торжество. И есть надежда, что мы, ты и я, будем вместе с Иваном Ильичём, а с нами вместе и сам Толстой…

Подумаем ещё раз: после всего того тяжёлого, мрачного, отвратительного и беспросветного, что было в жизни Ивана Ильича, после всех его тяжёлых и страшных многомесячных физических и нравственных мук – такая радость… Радость, которую уже никогда не сменит печаль. Смерти нет, вместо смерти – свет, – вот милость Божия, нет ничего выше, слаще и желаннее этого, как врата или дверь в родимый Отчий Дом. Его милость – это наш воздух, она бесконечна. И это не только то, что будет там когда-то, неизвестно когда. Если это так, если ты почувствовал это, если это твоя живая вера, жизнь становится иной здесь и сейчас. Здесь и сейчас с тобою этот свет, незримо, внутри тебя – ты его чувствуешь и знаешь. И этот тихий, добрый, ласковый, вечно уютный свет освещает всю твою жизнь, а там ты его просто увидишь и войдёшь в него совсем…

«Для него всё это произошло в одно мгновение, и значение этого мгновения уже не изменялось. <���Для Ивана Ильича наступила вечность. – Э.В.> Для присутствующих же агония его продолжалась ещё два часа. <���В смерти внешнее окончательно расходится с внутренним. Как Макаревич пел: „И каждый пошёл своей дорогой, а поезд пошёл своей.“ У этого мира своя дорога. Он не чужой нам, но мы здесь гости. Он делает вид, что нас нет и игнорирует наш внутренний мир, но мы ещё обязательно подчиним и оседлаем его изнутри. Ибо все ключи – внутри, ключи ко всему. А пока мы просто как бы расстанемся, но мы останемся и вернёмся, как расстался, остался и вернулся наш Господь, когда жил здесь. – Э.В.> В груди его клокотало что-то; измождённое тело его вздрагивало. Потом реже и реже стало клокотанье и хрипенье. <���Но Иван Ильич уже вряд ли имел к этому большое отношение. – Э.В.> – Кончено! – сказал кто-то над ним. Он услыхал эти слова <���как слышат такие и подобные слова люди, проходящие через опыт клинической смерти – Э.В.> и повторил их в своей душе. „Кончена смерть, – сказал он себе. – Её нет больше.“ <���Как бы эхо могучих слов: „ Вместо смерти был свет“. Иван Ильич родился в новую жизнь. – Э.В.> Он втянул в себя воздух, остановился на половине вздоха, потянулся <���выходя из смертной плоти – Э.В.> и умер.»