Сергей Иванов - БЛАЖЕННЫЕ ПОХАБЫ

Но движение монахов в города встречало осуждение и у христиан. Нил Синайский жалуется, что «все города и сёла стонут от лжемонахов, которые шляются попусту и как придется, без цели и смысла. Все домохозяева подвергаются приставаниям и справедливо негодуют даже на самый их облик» [CXXXIV] [CXXXIV] S. Nili Epistula CXIX // PG. V. 79. 1860, col. 437. .

Даже никого не стремясь скандализовать, не попрошайничая, а просто находясь в городе, пришелец самой своей позицией отстраненности внушал беспокойство. Вот какую историю рассказывает Иоанн Руф. У ворот дворца в Антиохии жил нищий, не бравший милостыни. Поняв, что это подвижник, Иоанн спросил его:

« Если ты любишь аскетическую жизнь , почему не идёшь в пустыню или киновию ? И почему ты остаешься в таком городе , как этот , роскошном и великолепном , и пребываешь у всех на виду , окружённый недоброжелательством ?» Он молча простер десницу к небу , как бы говоря этим жестом: « Бог мне приказал » [CXXXV] [CXXXV] Jean Rufus. Plerophories. Appendice. Textes complementaires / Ed. F. Nau// PO. V. 8. 1911/1912, p. 142-143. .

Описанный нищий уже не отшельник, но ещё не юродивый. Подвижник вроде бы никого не провоцирует, но тот факт, что он отказывается от милостыни, выделяет его из числа нищих и делает эту фигуру загадочной и немного зловещей. Иоанн Руф, разумеется, лукавит, задавая вопрос, ответ на который знает сам: этот нищий – молчаливый прокурор «роскошного и великолепного» светского мира, забывшего о законах вечности. Впрочем, когда нужно, подвижник прерывает своё молчание и с кулаками набрасывается на епископа Нонна, крича: «Этот! Этот!» Смысл криков остаётся непонятным до тех пор, пока через какое-то время Нонн не пошёл на компромисс с гетеродоксами. Так впервые в византийской литературе опробована модель: вроде бы бессмысленная агрессия, обретающая пророческий смысл впоследствии.

Забегая вперёд, можно сказать, что, когда юродство из литературной условности превратилось ещё и в жизненную позу, мир и сам начал ощущать на себе внимательный недобрый взгляд юродивого и истолковывал его в своих, земных категориях. Например, весьма часто юродивого принимали за иностранного шпиона и бросали в тюрьму- так случилось с Василием Новым, с Кириллом Филеотом, с Саввой Новым [29] [29] Так что мнение П. Брауна, будто юродивые завоевывали сердца «безмятежной открытостью» (Brown P. The Body and Society. London; Boston, 1988, p. 336), не кажется нам обоснованным. .

Сохраненное Иоанном Эфесским краткое житие Приска во всём соответствует канону рассказов о «тайных слугах» на этапе их превращения в юродивых: святой отказывается от милостыни, не берёт теплую одежду в мороз (тут мы имеем дело с первым упоминанием о стойкости юродивых к холоду!) и молится по секрету. Уличенный в этом занятии, он берёт с рассказчика клятву не разглашать его тайной добродетели. При этом Приск говорит, что он «признан сумасшедшим» всеми окружающими, кроме одного – настоятеля монастыря. Таким образом, и фигура конфидента уже вполне проявилась [CXXXVI] [CXXXVI] John of Ephesus . Lives of Eastern Saints, p. 180-183. .

Бродячий монах вызывал любопытство, и всякое отклонение от принятых стандартов сразу напрашивалось на специальное истолкование. Например, Иоанн Мосх рассказывает, что они с Софронием встретили в церкви св. Феодосия в Александрии человека «лысого, имевшего на себе саккомах до колен, – он казался безумным (σαλός)» [CXXXVII] [CXXXVII] В старославянском переводе «зьряще же бе акы оуродъ» (Синайский патерик / Изд. В. С. Голышенко, В. Ф. Дубровина. М., 1967, с. 194). . Софроний предложил продемонстрировать Иоанну святость этого человека; они дали «мнимому сумасшедшему (φαινομενω ώς σαλώ)» пять монет, и он молча принял их, но, зайдя за угол, бросил на землю [CXXXVIII] [CXXXVIII] Ioannis Moschi Pratum spirituale // PG. V. 87, fasc. 3. 1860, col. 2976. . Поступить так мог бы и сумасшедший, но Мосх усматривает здесь признак тайной святости.

Оказавшись в городе, бывший пустынник встречался там с самыми разными людьми. Посмотрим же, как агиография представляет нам эти столкновения.

Протест странствующего аскета против условностей городской жизни закономерно выливался в провокацию. А где она – там и юродство. Возьмём пример Серапиона [CXXXIX] [CXXXIX] Написание имени колеблется: есть и форма Сарапион (см.: Guy J.-C. Recherches sur la tradition grecque des Apophthegmata patrum. Bruxelles, 1962, p. 39). Кроме того, Серапионов было несколько. Синдонита, о котором нам известно, во-первых, от Палладия, а во-вторых, и независимо от него – из сироязычного жития. Оба эти источника восходят к устным преданиям о святом [CXL] [CXL] Reitzenslein R. Hellenistische Wundererzahlungen. Leipzig, 1906, S. 77. Издание сирийских текстов: Bedjan P. Acta martyrum et sanctorum. V. 5. Paris, 1897 – нам недоступно. (BHG, 16l7z- 1618с; ВНО, 1045- 1047). О популярности этих легенд свидетельствует то обстоятельство, что они были переведены даже на такой экзотический язык, как согдийский [CXLI] [CXLI] Hansen О. Die buddhistische und christliche Literatur der Sogder// Handbuch der Orientalistik. Lief. 1. Bd. 4. H. 2. Т. 1. Leiden; Koln, 1968, S. 96. . Вполне возможно, что Серапион являлся лицом историческим [CXLII] [CXLII] Reilzenslein R. Hellenistische Wundererzahlungen, S. 73. . Для нас важен лишь один эпизод его жития. Прибыв в Рим (крайне маловероятно, чтобы имелся в виду настоящий Рим, скорее – Константинополь, «Новый Рим»), он нанес визит знаменитой праведнице, практиковавшей аскезу затворничества и молчальничества.

« Для того , кто мертв [ для мира ], всё возможно , – сказал Серапион . – … Выйди из дому и пройдись ». – « Я не выхожу двадцать пятый год , – ответила она . – И во имя чего [ теперь ] пойду ?» – « Если ты умерла для мира и мир для тебя , – сказал ей Серапион , – тебе должно быть безразлично – выйти или не выйти ».

Девица вышла наружу. После того как они вышли и вступили в некую церковь, Серапион сказал ей:

« Если ты хочешь меня уверить , что ты умерла и не живёшь со стремлением нравиться людям … то сними с себя все платье , как вот я , положи его на плечо и ступай по городу , а я пойду впереди тебя в таком же виде ».

Она ответила:

« Я многих соблазню ( σκανδαλίζω ) непристойностью этого поступка ( άσχήμω του πράγματος ), и [ люди ] получат основания сказать: она сошла с ума и беснуется ( έξέστη και δαιμονιώσά έστι )». – « А тебе что за дело ?… – отвечал Серапион . – Ведь ты умерла для людей ». Тогда девица ему сказала: « Если что-либо другое прикажешь , я сделаю , но до такой степени [ бесстрастия ] я ещё не сподобилась дойти ». А Серапион ответил: « То-то же ! Не особенно гордись , словно ты всех благоговейнее и умерла для мира , ибо я мертвее тебя и делом могу доказать , что я умер для мира: ведь сам я всё это могу проделать , бесстрастно и не стыдясь ( απαθών και ανεπαίσχυντων )» [CXLIII] [CXLIII] The Lausiac History of Palladius / Ed. C. Butler. V. 2. Cambridge, 1904, p. 114.14-116.2. .