Вячеслав Лукьянов - Русская религиозная аксиология

– триединство Красоты, Добра и Истины, по мысли русских философов, выступает своеобразным ценностным стержнем картины мира человека, на основе и с помощью которой личность оказывается способной различать добро и зло, подлинную и ложную красоту и т. д.; такое представление закрепляется и терминологически – используются термины «картина мира», «мировоззрение», «мироощущение», «мирочувствие», «жизнепонимание», «миропонимание», «мировосприятие», «миросозерцание» и др.;

– целостность картины мира, выраженная в концепции триединства Красоты, Добра и Истины, противостоит теоретическим попыткам и реальным процессам «атомизации» духовной жизни современного человека, фактически способствует его возвышению и одухотворению, одухотворению самих основ современной цивилизации;

– для русских религиозных философов спасение мира красотой в конечном итоге зависит от спасения самого человека, сумевшего преодолеть в себе «идеал содомский» и оказавшегося способным опереться на красоту добрую, «положительно прекрасное» (Ф. М. Достоевский);

– духовная красота человека рассматривалась религиозными мыслителями в трех взаимосвязанных аспектах: 1) собственно духовном, который характеризуется «доброкачественностью духовной жизни» (П. А. Флоренский); 2) жизнетворческом, который связан с утверждением красоты в окружающем мире через поступки, когда «самую жизнь свою делают художественным произведением» (С. Н. Булгаков); 3) художественном, который связан с воплощением духовной красоты в искусстве, с «целящей силой красоты» (Е. Н. Трубецкой);

– религиозные философы показали необходимость «внутреннего обновления» человека с целью противостояния негативным тенденциям современной культуры, а также роль и значение духовной красоты человека в аспекте преобразования общества, «спасения мира» (В. С. Соловьев, П. А. Флоренский, С. Н. Булгаков, И. А. Ильин и др.);

– концепция теургии представляет собой попытку русских религиозных философов понять место и роль искусства в современной культуре, аналогичную попытке другого, естественно-научного направления русского космизма осмыслить место и роль человеческого разума в биосфере (концепция ноосферы);

– сама нацеленность русского миросозерцания на «улучшение мира», «мировое благо» (С. Л. Франк), а не только лишь на понимание мира привела к выдвижению Красоты в качестве цели мирового процесса; именно поэтому в концепциях религиозных философов Красота, неотделимая от Добра и Истины, оказалась в состоянии спасти мир.

Проблема эстетической ценности находит свое отражение и в терминологическом, и в содержательном отношении в концепции В. С. Соловьева. Размышляя о специфике эстетического, философ использует термины «эстетическая ценность», «эстетическое значение», «эстетический смысл»; рядоположенными оказываются также термины «эстетическая оценка», «эстетическое впечатление», «эстетический интерес», «эстетическое достоинство», «эстетическое наслаждение», «эстетический предмет» и др. [290].

Специфику эстетической ценности Соловьев видит в ее двухслойности, двуплановости. Специфическое отличие красоты от добра и истины, по мысли философа, заключается в том, что она предполагает глубочайшее и теснейшее взаимодействие между духовным (или внутренним) и вещественным (или внешним) бытием. Чувственно-материальный слой эстетической ценности он обозначает терминами «чувственное выражение», «специально-эстетическая форма» и др.; социокультурный слой эстетической ценности – терминами «идеальная сущность», «идеальное содержание», «духовное содержание» и др [291].

Философ специально подчеркивает отличие собственной трактовки эстетической ценности от позиции Г. Гегеля. Для немецкого философа красота представляет собой воплощение универсальной и вечной идеи в преходящих явлениях, что «возможно только при безразличном, равнодушном отношении между духовным началом и материальным явлением». Для Соловьева же красота есть «нераздельное соединение», взаимное проникновение этих двух элементов, что позволяет одному из них (материальному) стать «действительно причастным бессмертию другого»» [292]. Как раз это, по мысли Соловьева, и характеризует «подлинную и совершенную красоту». Отсюда вытекают три требования или условия совершенной красоты: 1) непосредственная материализация духовной сущности; 2) одухотворение материального явления как собственной неотделимой формы идеального содержания; 3) полная солидарность и взаимное проникновение идеального содержания и уже неотделимой от него чувственно-материальной формы, что делает ее «причастной бессмертию» этого содержания.

Двухслойность, двуплановость эстетической ценности отмечают и другие представители рассматриваемого направления. С точки зрения С. Н. Булгакова, «красота как духовная чувственность необходимо имеет субстратом некую телесность, красоте отдающуюся, ее восприемлющую и ею исполняющуюся» [293]. По его убеждению, без этой телесности красота существовать не может, возможна лишь мысль о красоте.

Утверждение содержательности эстетической формы – характерная черта концепций русских религиозных философов. В противовес позитивизму, неокантианству и др. религиозные мыслители утверждали значимость духовных ценностей, а тем самым способствовали одухотворению человека, приобщению его к нетленным ценностям и святыням. Конечно, такое одухотворение понималось и истолковывалось в русле их религиозных воззрений. По С. Соловьеву, «космический художник» воплощает мировую идею в реальных формах красоты. С точки зрения С. Н. Булгакова, красота есть столь же абсолютное начало мира, как и Логос; она – откровение «Третьей ипостаси, Духа Святого» и т. п. Однако при этом – что является несомненным достоинством их позиции – они возвышали и самого человека через приобщение его к божественной красоте. Как отмечал С. Л. Франк, содержание эстетического опыта (как и опыта религиозного и нравственного) не объективно и не субъективно: это содержание одновременно и объективно, и субъективно. Реальность содержания эстетического опыта, будучи «абсолютной, всеобъемлющей и всепроникающей», находится «и в нас, и вне нас – потому что мы находимся в ней… Божественное бытие становится нам доступным, потому что мы откликаемся на него, воспринимаем его тем, что божественно в нас самих» [294]. Возвышение человека как раз и связано с тем, что в эстетическом ценностном отношении потребности человека находят свое удовлетворение только на основе соотнесения объекта-носителя с идеалом как элементом картины мира личности. Тем самым и оказывается востребовано то, «что божественно в нас самих».