Ирина Голаева - Повесть об одинокой птице

– Не смей ругаться при мне! – воскликнула она. – И потом, по жизни твоих родителей можно и видеть, что такое жить без благословения.

– Не будь мистичной. Тут дело не в благословении, а в самих людях. Некоторые и с церковным благословением могут жить как скоты. В то время, когда мои родители женились, даже слова такого в помине не было – благословение!

– А когда ты слышал это слово? Ты понимаешь его значение?! Как теперь с этим жить?

– Что ты понимаешь? То, что тебе твои попы в голову вдолбили? Благословение если и приходит людям, то помимо них самих. Оно идет от Бога. А ты хочешь утешать себя человеческим? Если бы Бог не благословил нас, мы бы не были вместе! То, что мы вместе – это и есть свидетельство Божьего благословения.

– Правда?! – поднимая на него мокрые глаза, спросила она.

– Конечно, правда! А разве нет? Ты что, не веришь, что я люблю тебя?

– Верю, – твердо ответила она.

– А раз так, что тебе еще надо? Поступай по своей вере, и будешь благословенна.

– Да, ведь это же действительно так, – поражаясь простоте этой формулы благословения, произнесла она, и слезы стали высыхать у нее на глазах.

– Вот видишь, я же говорил тебе – только верь мне, и все будет хорошо. Все в нас самих заключается – и благословение, и проклятие. Если мы верим, любим, живем, то разве это не благословение?! А если боимся, мучаемся, ропщем – разве не проклятие?! Эти твои шабашники тебя все время проклинают, а ты будь назло им счастлива и благословенна. Они ничего не смогут тебе сделать. А вот поверишь им – и все, упадешь.

– Я не верю им!

– Вот и правильно. Пойдем отсюда. Здесь все сыростью пахнет. Царство Божье не в словах их, а в силе. А сила и вера – это одно.

– А ты сам веришь? – спросила она его.

– Я столбам не верю! – твердо сказал он.

– Прямо как Борис Николаевич, – непроизвольно воскликнула она.

– Ну да. Наверное… – замялся он. – Он тоже в это ваше христианство поверить не может.

– Нет, он верит! – попыталась она защитить его, вспоминая свой последний разговор в их доме. – Он верующий.

– Верующий атеист. Так он себя называет?

– Но ведь и ты такой же!

– А я этого и не скрываю, – широко улыбаясь, ответил он. – Это христиане пытаются на себя какие-то правильные одежды напялить. Но одежды чужие никогда не сделают тебя праведным. Это воровство. Мы с дядей – против такого воровства. Это смешно и глупо – ходить в чужих одеждах.

– Но ведь Христос дает Свои одежды верующим, – настойчиво произнесла она.

– Верующим, а не проходимцам!

– А как узнать это?

– По глазам и словам узнать можно. Все, что не духом строится – ложно. А букву по-всякому истолковать и исказить можно. Даже Сатана Ангелом Света заделаться может. Буква – это еще обман. Надо глубже букв копать. Тогда, может, правда и откроется.

– А ты копаешь? – спросила она, уже полностью размяв тело.

– Копаю, – утвердительно сказал он и подал ей руку. – Пошли. Я устал от этих стен.

На улице уже стемнело.

– А знаешь, – весело проговорила она, – теперь ты будешь мне братом и учителем, вместо них, – и она махнула в сторону библиотеки.

– У меня уже давно созревают мысли относительно того, чтобы растолковать им их же Евангелие.

– Но ты же не христианин!

– Вот только это меня и останавливает. Все равно они меня не примут. Они только по одежке принимают, а я их одежд носить не умею и не буду.

– Тогда зачем тебе они?

– Не знаю, но жалко как-то смотреть на всю это карикатуру под именем христианства, которое ничего общего не имеет со своим Христом.

– Но они же верят в Него.

– Ну и что такого, что верят? Другие в лешего верят. Верить можно во все, что угодно. Но разве это есть вера? Вера разве на человеческих ощущениях основывается?

– Нет.

– Вот и я так думаю. Не могу я назвать все это человеческое понимание верой. Настоящая вера, наверное, большая редкость сегодня. А то, что дается людям как дар, смотришь, через некоторое время уже одной оболочкой остается. А веры той как не бывало. Вот всю свою жизнь такой человек и живет с этой пустой оболочкой, теша себя, что он с верой, у веры, за верой. Но только не видит, что давно уже без веры живет, в неверии. А оно для всех очень на веру похоже.

– Вот я имею веру? – с интересом слушая его рассуждения, спросила она. Он повернулся к ней и посмотрел внимательно в ее глаза.

– Ты так же, как я – приближаешься к вере. У нас с тобой – предверие.

– Да! – радостно воскликнула она. – Ты помог мне наконец-то ответить на самый трудный вопрос. Конечно, предверие! Как это красиво и правильно звучит – предверие!

И она даже подпрыгнула от радости.

– Мы с тобой два человека – в преддверии нового. Например, нашей свадьбы! – весело заметил он.

– Какой ты умный! – сказала она, склонив голову к нему на плечо. – Разве верующие атеисты могут быть такими умными? Разве это возможно?

– Возможно, – самодовольно произнес он. – Помнишь такой девиз: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!»?

– Откуда? – спросила она.

– Да так, из одной книги о Роберте Скотте, исследователе Антарктиды. Эти слова были написаны на кресте, который установили на Южном Полюсе. Он шел к полюсу сквозь бурю, холод и смерть. А когда достиг своей цели – умер.

– Почему? – с грустью в голосе спросила она.

– Потому что сил не хватило на обратную дорогу…

Она замолчала. Эти слова ее потрясли. «Найти, достичь и умереть, потому что кончились силы!» Так молча они и шли дальше. Каждый думал о своем и не хотел больше ничего ни спрашивать, ни говорить.

Она уже давно стала замечать, что его рассуждения и рассуждения Бориса Николаевича становились с каждым разом все глубже, яснее, правильнее, чем ее собственные. Теперь она больше старалась слушать, чем говорить. Она еще не очень хорошо знала Библию и всегда поражалась тому, как хорошо ее знали они, можно сказать, не учившись, не ходя в церковь. Смутно к ней начинало приходить понимание: многое, что говорят в церкви – не так. Получалось, что истина совершенно не зависела ни от людей, ни от церквей, ни от их учений. Словно существовали все они и Истина. И каждый шел своей дорогой, может, параллельно с Истиной, но не с ней. Постепенно и для нее понятие «вера» стало иным. Из первоначального хаоса еще слабо, но уже начинала проглядывать земля. Может, еще с овчинку, но это была ее земля.

Со дня последнего разговора в церкви она туда не ходила. Они выгнали ее, позорно, как собаку. В ней не было обиды или ожесточения к ним. Ей было просто их жалко.

Она все же смогла защитить диплом. Успела.

Летом Борис Николаевич пригласил их пожить на даче. Они согласились. Сам он появлялся там редко, ненадолго, ссылаясь на большую занятость. Но она чувствовала, что он просто не хочет им мешать.