Павел Глибчак - Воскресение – Первый день

– А кто такой твой загадочный друг Георг? – спросила она.

– Он святой.

– Что значит – святой?!

– То и значит, дорогая моя, мы с тетей Лиз многим ему обязаны.

Эллис, не получив полного ответа, не стала настаивать и продолжила любоваться сменяющимися картинками природы.

В памяти профессора пробегали события, которые он не любил вспоминать. С тех времен прошло почти шестнадцать лет, и не Эллис этому была причиной, он всегда думал о них, когда должен был встретиться с Георгом.

В тот день Лиз была на работе в своем цветочном магазине. Она неожиданно почувствовала себя плохо и потеряла сознание. Вовремя подоспевшие медицинские службы транспортировали Лиз в клинику, где у нее диагностировали приступ в результате образовавшейся опухоли головного мозга. Профессор получил сообщение, находясь в командировке. Первым самолетом уже через четыре часа он был в реанимационной палате. Накинув белый халат, он стоял около Лиз, тело ее было обвешано множеством проводков, трубками и капельницами. В углу угрожающе пищал многофункциональный прибор. Профессор держал ее за руку в надежде, что она откроет глаза, но лицо и тело не отвечали. Он не покидал стен клиники, бродя по ее бесконечным коридорам, изредка выезжал домой, чтобы вздремнуть и вернуться после. К концу четвертых суток Лиз очнулась и не понимала, что произошло. Профессор радовался и успокаивал ее, что худшее позади и все наладится. Но еще через две недели как гром среди ясного неба прозвучало заключение врачей о том, что опухоль злокачественная и приступы неминуемо повторятся. Профессор целый месяц находился дома, после чего нанял медсестру-сиделку, которая наблюдала за Лиз. За прошедшие три месяца приступы случались еще дважды. Врачи говорили о неизбежности смерти и что единственным путем ее спасения может быть операция и химиотерапия.

Но никто не мог дать гарантии, и процент успеха ужасающе стремился вниз. Спустя еще месяц решение было принято и операцию провели. Лиз через полтора месяца была дома, и даже казалось, что болезнь отступила, но, как бывает после подобных операций, после временного облегчения наступило ухудшение. Лиз все больше лежала и мало двигалась. В дом вернулась сиделка, которая ухаживала за Лиз. По ночам профессор слышал стоны Лиз, и сердце его разрывалось на части от беспомощности и отчаяния. Лиз перестала вставать с постели и почти не разговаривала. Как-то поздно вечером профессор зашел в спальню и подошел к кровати. Она спала. Лицо, измученное болезнью, было худым, губы с налетом синевы. Он как никогда понимал, что еще немного, и Лиз безвозвратно покинет его. От этих эмоций у него подступило к горлу, глаза заблестели от слез и губы затряслись.

Профессор накинул пиджак и выбежал на улицу, его ноги несли в центр города. Душа разбивалась, как бурные волны о скалы, которые в попытке открыть новый путь рассыпались и пенились от отчаяния. Он не заметил, как оказался у церкви. Несмотря на поздний час, двери были открыты. Он зашел, внутри никого не было, и только в полумраке дежурного освещения стояло распятие Иисуса. Подойдя, он упал перед ним на колени и зарыдал еще больше. Сквозь слезы он пытался произносить молитву за молитвой и немного успокаивался. Иисус смотрел с высоты и понимал его горе, и видел его разбитую душу, и плакал с ним. В дверях церкви появился Алексис. Он увидел профессора и подошел к нему.

– Друг мой Эдвард, ну полно тебе, давай присядем и поговорим, – он помог ему подняться, и они устроились на первом ряду.

– Видишь ли, вся наша жизнь – это пути Господа, и нам не дано понять до конца, почему люди, которые добры и честны в своих помыслах и поступках и ведут жизнь праведную, несут наказание с точки зрения обывательской незаслуженно, и даже покидают бренный мир раньше, чем прочие нечестивцы и грешники.

Профессор молча смотрел на Иисуса. Алексис продолжал, привлекая внимание профессора:

– Ты помнишь моего сына Георга? Ну, того сорванца, что постоянно срывал мои службы, убегая от Марии за подиум?

– Да, помню.

– Так вот. Ты же знаешь, что нам Господь не послал больше детей. Я тебе открою больше – Георг не наш родной сын. Двадцать семь лет назад в один из обычных дней мы с Марией ужинали дома, когда раздался звонок. Я отворил дверь и увидел, что никого нет, а на крыльце стоит коробка. Я занес ее домой. Мы с Марией ожидали увидеть все что угодно, как это случалось ранее, – котят, щенят, пасхальные яйца, но в коробке оказался ребенок от роду меньше месяца. Также лежала записка с просьбой позаботиться о малыше. Мы недолго выясняли, откуда он взялся, с учетом того, что в эти дни в нашем городке останавливалась на ночлег только одна компания путешествующих хиппи. И, конечно же, не было сомнений, что мы его оставим и будем воспитывать и растить, как своего родного сына.

Время шло, он подрастал. Мальчишка был более чем активным не только в своих желаниях познавать, учиться, но и шалить, чем доставлял нам немало хлопот, – улыбнулся Алексис. – Так бы все и шло своим чередом, но мы стали замечать за ним некоторые странности. Когда ему исполнилось семь лет, он часто стал ходить со мной в церковь, и когда находился здесь, то становился очень серьезным. Однажды я, отойдя в кабинку для исповедания, вернулся и увидел, как Георг стоит напротив Иисуса и тихо разговаривает. Я спросил, с кем он разговаривает, на что Георг посмотрел на меня и сказал, что разговаривал с Ангелом. Это меня озадачило, но я все списал на фантазии ребенка. Но он настойчиво повторял это действие в другие дни. Когда ему исполнилось двенадцать, он стал рассказывать, что Ангелы приходят к нему во сне, берут его за руку и показывают будущее, и что они говорят: «Смотри, Георг, что ждет людей». Мы с Марией пытались узнать подробности, но он замыкался в себе, как будто чего-то боялся.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.