Павел Глибчак - Воскресение – Первый день

Профессор и Лиз замерли. Через минуту движение дома повторилось более продолжительно. Профессор подскочил к комоду, где у них в точном порядке были сложены документы, достал их и, взяв за руку Лиз, выбежал с нею из дома. Немногим позже из домов появились остальные жители, они были напуганы не меньше. Все пытались узнать, опережая события, что произошло, но никто не знал точно. По улицам разносились звуки сирен оперативных служб. Паника продолжалась чуть более часа, после поступили сообщения, что это были земные толчки силой не более трех баллов, и что можно возвращаться в дома. Профессор и Лиз не стали долго обсуждать происшествие и начали готовиться ко сну. В эту ночь профессор долго не мог уснуть, он пытался анализировать, как могло произойти землетрясение в районе, где оно не случалось никогда. Далее он в мыслях представил предстоящее выступление в университете, все же успокоился и уснул.

Будильник зазвонил в семь, но Лиз уже сварила кофе, запах которого бодро разносился по дому. После водных процедур и выбора гардероба профессор оделся и спустился. Лиз с недоумевающим выражением лица смотрела телевизионные новости. На экране телевизора то и дело менялись фотографии и видео с кадрами разрушений различной степени от небольших до почти катастрофических, вместе с которыми менялись и надписи стран и населенных пунктов. Из новостей было понятно, что землетрясение случилось примерно на двадцати пяти процентах поверхности земли.

– Что происходит? – спросила Лиз.

– Я думаю, не надо волноваться, это наверняка один из многих катаклизмов, – постарался успокоить ее профессор.

Они молча позавтракали. Расставаясь, Лиз поцеловала его, подала сумку и сказала:

– Не опаздывать, я буду ждать тебя как договорились.

* * *

Профессор подъехал к университету и припарковал свой автомобиль. Неторопливым шагом он направился к главному корпусу через парковую зону с вековыми деревьями, аккуратно подстриженными лужайками, белыми бордюрами, масштабность и красота которых подчеркивали статус этого учебного заведения. Здание главного корпуса величественно возвышалось над парком и было не меньшей архитектурной достопримечательностью в Карнесте, чем церковь в Ридмоунде. Его восемь широченных колонн, выполненных в греческом стиле, и треугольная крыша с большими круглыми часами на фасаде напоминали Пантеон.

Внутри корпуса было не менее торжественно. Пол в холле с выложенным на нем гербом университета и стены были выполнены из светло-розового мрамора. В центре широкая мраморная лестница с мощными перилами и ступенями.

Проходя по коридорам родной кафедры, профессор всегда чувствовал на себе взгляды светил прошедших эпох с портретов, развешанных на стенах. До выступления оставалось меньше часа. Он устроился в кресле рабочего кабинета и мысленно готовился, прогоняя всплывающие картины последних событий. Как обычно, по привычке, выработанной за многие годы, он закрыл глаза и представлял себя в роли слушателя, который с предвзятым отношением к личности докладчика и к предъявляемому материалу пытается выявить недочеты и несоответствия. Он был очень строг, не прощал промахов и нещадно критиковал даже самые незначительные ошибки. Профессор боялся своего внутреннего цензора больше, чем любого из внешних. Это позволяло ему максимально точно вносить правки и корректировки в свои доклады, и тогда он успокаивался, будучи до конца уверен в себе. За пять минут до начала в кабинет зашла помощница и сообщила, что все готово.

Актовый зал, приготовленный для презентации новой работы, был самым большим в университете. Но даже он не смог вместить всех желающих услышать профессора Стауна.

Войдя в зал, профессор вдохновился таким вниманием к себе, его сердце застучало быстрее, все места и даже дополнительно установленные стулья были заняты. Преподаватели, доценты, профессора, студенты внимательно смотрели на него в ожидании. Он встал за кафедру, открыл материалы с пометками и начал:

– Уважаемые дамы и господа! Позвольте мне сегодня представить вашему вниманию мою новую работу, в которой я попытался хотя бы на шаг приблизиться к разгадке истинного предназначения человека и его роли в мироздании.

Начиная со времен зарождения жизни на земле, человек, проживая век за веком и тысячелетие за тысячелетием, сменяясь поколениями, созерцая и размышляя, строя и разрушая, уничтожая и возрождая, не оставляет попытки найти ответ на одни из главных своих вопросов – о его истинном предназначении и что его ждет после смерти. И всегда, пытаясь мучительно разрешить эти извечные вопросы, он неосознанно поднимал свои глаза к небу и всматривался в бесконечность космоса, как будто ожидая, что именно оттуда придет ответ.

Человек в отличие от остального животного мира, рождаясь, является самым беззащитным и слабым существом этого мира. И если остальные животные в возрасте от месяца до года, полностью сформированные и брошенные своими попечителями, готовы к самостоятельной жизни, имея в своем арсенале набор навыков, инстинктов, рефлексов, то человеку для достижения своих навыков и приобретения умений требуются десятилетия, а иногда недостаточно и всей жизни. Человек, обладая своей исключительностью, не имеет ничего общего с животными, сколько бы мы не пытались искать, создавая иллюзию похожести и ища внешнее и внутреннее сходство или подсчитывая количество хромосом.

Все, что дано человеку изначально при рождении, – это дышать тем же воздухом, есть ту же пищу, а также размножаться и умирать. Но как нам известно, теми же навыками – питаться, дышать, размножаться и умирать – наделены все без исключения живые создания планеты: птицы, звери, рыбы, насекомые, деревья, растения, бактерии. И вот человек, проживая жизнь за жизнью, пытается получить ответы в окружающем мире, то есть материальном, который он четко видит.

Но как тогда мы должны относиться к нашему невидимому миру? Человек на протяжении всего жизненного пути в зависимости от обстановки и окружения приобретает знания, навыки и умения, с помощью которых он становится индивидуальностью. При этом каждого из нас сопровождает и никогда не покидает мир невидимый, то есть не имеющий материи. Мы без тени сомнения знаем и практически точно можем дать определение любому из чувств человека, таким как мудрость, разум, доброта, любовь, нежность, красота, сострадание, а также множеству отрицательных, таких как злость, коварство, презрение, недоверие, зависть, лукавство, отвращение. Мы всегда знали о них, нас никто им не учил, они были заложены при рождении, и мы повинуемся им и находимся в полной зависимости от них. И большинство этих чувств неизвестны никому, кроме человека.