Олег Гор - Просветленные видят в темноте. Как превратить поражение в победу

Полиция явилась, допросила Виктора и всхлипывающую Нок, которую мы держали для красоты и экзотики и еще потому, что, если хочешь, чтобы все было хорошо, лучше иметь в стаффе кого-то из местных.

Но по равнодушным физиономиям стражей порядка, по их тону я понимал, что суетиться и искать нападавших они не будут – ну погромили слегка фаранга, ничего, у фаранга денег много, он все восстановит и будет дальше работать, а переживать и дергаться не нужно.

«Май пен рай», как говорится.

И что, я зря оформлял рабочую визу, отдаю кучу бабла в виде налогов, что идет в том числе и на содержание полиции?

Судя по описанию Виктора, на магазин напали двое крепких тайцев или камбоджийцев за тридцать – руки в перчатках, предплечья в татуировках, на головах банданы. Ничего не сказали, просто вошли, когда не было покупателей, и начали махать бейсбольными битами.

Пять минут, и нет никого… ищи ветра в поле.

Деньги у меня, к счастью, имеются, поэтому к вечеру нам вставят окна, чтобы помещение можно было хотя бы запереть на ночь, ну а через пару-тройку дней магазин заработает как обычно…

Но откуда взялся этот «привет из девяностых»? Кому я перешел дорогу?

Не переставая размышлять об этом, я вылез из машины и заковылял в сторону моря. Под сандалиями заскрипел песок, ушей коснулось мягкое шуршание набегающих на сушу волн.

Миновав небольшой участок дикого пляжа, я двинулся параллельно забору «Паттайя Парка».

Берег, как обычно в высокий сезон, заполняли тела разной степени подкопченности. Бродили торговцы в широкополых шляпах и намотанных на физиономии шарфах, предлагали всякий мусор вроде ожерелий из ракушек, картин с видами Таиланда, непонятно из чего сделанных мазей и кремов.

Тут же, в тени под деревьями около дорожки тайки делали клиентам туристический вариант массажа.

Солнце палило, вопили плескавшиеся в волнах дети.

Я медленно шел вдоль берега, пытаясь высмотреть в людском месиве брата Пона… Как вообще его можно тут найти, неужели он не мог более точно определить место встречи или обзавестись сотовым, раз уж выбрался в цивилизацию?

И, естественно, едва не прошел мимо.

Монах расположился за прилавком передвижной закусочной-макашницы, вид у него был крайне деловой: он как раз наваливал еды в пластиковую тарелку для высоченного и на удивление бледного фаранга.

– А, вот и ты, – сказал брат Пон, когда фаранг получил сдачу и отошел. – Как дела?

– Да чего вы спрашиваете, если все знаете?! – рявкнул я. – Плохо! Отвратительно! Наверняка сами все и устроили! Не знаю как, но с вас станется! Чтобы мне все испортить! Проклятье!

Я понимал, что ору, что на меня оглядываются, но глаза затягивала багровая пелена ярости, и мне было все равно.

– Вижу, что отвратительно, – брат Пон засмеялся, и мне стало стыдно.

Ярость и гнев не ушли совсем, но ослабили хватку.

– Надо тебя успокоить, – продолжил монах, извлекая из-под прилавка большой нож. – Иди, помогай… Будешь мне резать фрукты для шейков, а то времени на это нет, народу очень много…

– А почему вы вообще тут торгуете? – спросил я, берясь за скользкую деревянную рукоятку.

– Да вот встретил друга и предложил, что сегодня я за него поработаю, – брат Пон лучезарно улыбнулся подошедшей к нам толстой русской даме. – Давай берись за дело…

Я обогнул макашницу и обнаружил на откидном столике большой таз с фруктами – маленькие тайские арбузы, дыни, ананасы и бананы, манго и напоминавшую оранжевые кабачки папайю.

Рюкзак сбросил и сунул себе под ноги.

Монах расположился за прилавком передвижной закусочной, виду него был деловой.

Ладно, уж если брат Пон попросил, то можно ему и помочь, забыть про кипящее внутри раздражение и про то, что фаранг, работающий при макашнице, – вообще дело неслыханное и невиданное. Если кто из знакомых пройдет мимо, то, увидев меня за таким делом, еще и в обморок от удивления свалится.

Начав чистить ананас, я чуть не отрубил себе палец.

– Черт! – выругался я на родном языке, глядя на длинный кровоточащий порез.

Русская дама открыла рот и уставилась на меня круглыми, точно блюдца, глазами.

Но брат Пон отвлек ее, начав предлагать соусы, а я сунул пострадавший палец в рот и сделал вид, что все хорошо. Боль улеглась, я закончил с ананасом и принялся срезать кожицу с манго, действуя на этот раз намного аккуратнее.

– Никто не в силах ничего сделать с тобой, даже я, – сказал монах, когда дама отошла. – Твое сознание-сокровищница проращивает «семена» прежних деяний, создавая определенные рисунки на стенках того тоннеля восприятия, в котором ты находишься. Отыщи здесь место для вмешательства других людей?

– То, что я его не вижу, не значит, что его нет, – буркнул я. – Вы же можете! Вспомните, как вы успокаивали меня одним прикосновением!

– На самом деле ты сам себя успокаивал, я лишь помогал, – брат Пон покидал кусочки ананаса в блендер, добавил туда же кубиков льда и плеснул воды, после чего прибор зажужжал, лишив нас возможности разговаривать.

Я продолжал резать манго, и с каждым движением мне становилось легче.

Простая работа, легко решаемые, возникающие одна за другой задачи – разобраться с одним фруктом, взяться за следующий, бросить шкурки от банана в мусорный пакет, улыбнуться ждущему шейка ребенку, нацепить на пластиковый стакан крышку, достать новую упаковку трубочек.

Легко забыть, что где-то существуют некие проблемы.

Работника общепита я изображал несколько часов.

Когда светило тронуло боком горизонт, народ повалил с пляжа и поток клиентов иссяк.

– Ну вот, видишь, ты больше не злишься и не говоришь глупости, – сказал брат Пон, вытирая руки полотенцем. – Давай приходи завтра, опять возьмешь в руки этот нож. Так мы с его помощью из тебя за неделю Будду сделаем!

Я улыбнулся.

– Увы, я не могу тут работать… Меня в Паттайе знают многие, если кто увидит…

– Опять эти чужие ожидания и мнения, про которые нужно просто забыть, – монах цокнул языком. – Но даже если так, если ты боишься уничтожить свою драгоценную репутацию богатого и успешного чувака, то как насчет того, чтобы этой работой занялось твое второе «я»?

– Второе «я»?

– То самое, на которое ты медитировал последние дни.

Лысый тип с рыжей бородкой и усами, созданный исключительно силой моего воображения?

– Но он же… это же фальшивая личность! Его не существует! – воскликнул я.

– А та, которую ты привык считать собой, она что, существует? Настоящая?! – отозвался брат Пон, копируя мою интонацию.

На миг я закружился в колесе из дхарм, воспринимая мир как совокупность вспышек-впечатлений. Но через это состояние я проскочил мгновенно, превратился в узел сознания, в семя, выпустившее из себя ряд побегов, отвечающих за разные сорта восприятия.